Сол Беллоу - Хендерсон — король дождя

— На этом самом месте.

— Нельзя ли хотя бы усовершенствовать это устройство? Чтобы задать льву хорошую трепку.

— Благодарю за совет, Хендерсон. — Я не заслуживал такой терпимости со стороны Дафу. Как-никак королем варири был он, а не я. Мне пришлось еще раз напомнить себе об этом факте. Я должен быть благодарен ему за то, что разрешает мне находиться с ним рядом, быть компаньоном. — Я давно заметил, сэр, что в вас сочетаются многие качества.

— Надеюсь, я не попадаю в категорию отъявленных мошенников?

Дафу сидел, скрестив ноги, у входа в шалаш. Отсюда хорошо просматривался загон и ограда из камней. Он начал задумчиво перечислять:

— Страдающий, безразличный, прожорливый… Нет, Хендерсон, я никогда не причислял вас к категории плохих людей. Вы сложный человек. В вас есть кое-что от страдальца, что-то от борца. Вы не попадаете ни под одну рубрику. И вообще, негоже классифицировать друзей.

— Я слишком много имел дел с людьми определенного толка. Теперь будет иначе.

Мы с Дафу сидели на непрочном помосте, пронизанном солнечными лучами. От земли поднимались острые запахи тропических растений. Меня бросило в жар. Мне казалось, что я нашел ту точку, где вещество переходит в запах, а запах в цвет. Чтобы избавиться от этого ощущения, я ступил на узкий брус, по которому должен был пойти король.

— Что вы делаете? — спросил Дафу.

Я испытывал перекладину на прочность, но ответил так:

— Хочу последить за Бунамом.

— Не стойте там, Хендерсон. Немедленно вернитесь сюда.

Рейка прогнулась под весом моего тела, но на ней не появилось ни трещинки. Она была сделана из добротной древесины. Я был доволен результатом пробы и вернулся на помост. Рядом — рукой подать — раскачивался, нагруженный сачок. Напротив нас тянулась ограда из камней. Позади загона в глубокой ложбине стояло каменное строение, которое я вначале не заметил, потому что его загораживала поросль кактусов в цвету.

— Там, внизу, кто-нибудь живет?

— Нет.

— Никто? В американской глубинке тоже много брошенных домов. Наше сельское хозяйство хиреет, и фермеры переезжают в города… Неподходящее, однако, место для жилья.

— Это сооружение не для жилья, — заметил Дафу, не взглянув в ту сторону.

«Склеп, — подумал я. — Для кого?»

— Егеря приближаются. Шум становится громче. — Он встал. Я последовал его примеру. — Вы их видите?

Ладонью я заслонил глаза от солнца.

— Нет, не вижу.

— Мне предстоит самая трудная часть дела, но я ждал ее всю жизнь.

— Вы с малолетства знаете этих животных. Вы рождены для подвига. Хорошо смотреть на человека, который умело делает свое дело, будь то сварщик, верхолаз или мойщик окон небоскреба, вообще любой трудяга с крепкими нервами и сильным телом… Я было забеспокоился, когда вы начали метать череп, но уже через пару минут поставил бы на вас последний доллар.

Под приближающийся бой барабанов и гудение труб я достал из шлема бумажник, чтобы показать Дафу фотографии и тем скоротать тягостные минуты ожидания.

— Ваше величество, я показывал вам карточки моей жены и детей? — Я раскрыл пухлый бумажник и стал перебирать содержимое: паспорт, четыре тысячедолларовые банкноты (нелепо брать в Африку аккредитив), какие-то забытые бумаженции. — Это моя жена. Мы угробили кучу денег на ее портрет маслом и постоянно ссоримся из-за него. Я умолял ее не вешать свое прелестное изображение в ряду портретов моих предков. Меня чуть кондрашка не хватила. На карточке она хороша, не так ли?

На Лили было платье в горошек с низким вырезом. При съемке она улыбалась в объектив и ласково сказала: «Глупенький!» — потому что я дурачился с фотоаппаратом вовсю. На карточке не было видно, какая чистая у нее кожа.

Дафу взял у меня из рук карточку.

— Серьезная особа, — сказал он.

— Она похожа на жену врача, как по-вашему?

— Она похожа на жену серьезного человека.

— Думаю, она не согласилась бы с вашей классификацией человеческих типов, если решила, что я — единственный мужчина в целом свете, за кого можно выйти замуж… А вот моя ребятня… — Дафу долго разглядывал карточки Райси, Эдварда, крошки Алисы в Швейцарии, близнецов. — Они не похожи друг на друга, ваше величество. Но первый зуб у обоих прорезался в один и тот же день.

На следующих трех-четырех карточках был запечатлен ваш покорный слуга. На первой я в красном халате зажимал скрипку между плечом и подбородком, и выражение лица какое-то неземное. Я поспешил перевернуть карточку.

— А на этом снимке вы — капитан Хендерсон?

— He-а, в офицеры я не был произведен. Может быть, когда-нибудь вы захотите посмотреть на мои шрамы. Я подорвался на мине. Мне еще повезло — не разнесло на куски, а всего лишь отбросило футов на двадцать. Хуже всего была рана в живот. Кишка буквально вывалилась. Не знаю, как дотащился до медсанбата.

— Создается впечатление, что раны, беды и неудачи доставляют вам удовольствие, Хендерсон-Санчо.

Вечно Дафу скажет что-нибудь этакое, отчего вещи и явления располагаются в неожиданной перспективе. Некоторые его высказывания сохранились в памяти: «Какого вы мнения о Декарте? Согласны вы с ним, что животное — воздушная машина?» «Вы не считаете, что от Иисуса Христа произошли и праведники, и прохвосты — вообще все категории людей — и он по-прежнему является образцом? Знаете, я иногда думаю, что дурные по моей классификации люди — это выродившиеся виды великих самобытных личностей, допустим, Сократа, Александра Македонского, Моисея, Исайи…»

Дожидаясь исполнения заветного желания, Дафу рассуждал о том, что страдание близко молитве.

Поверьте, я хорошо изучил этого человека и понимал его, несмотря на странности. Да, я гордился своими страданиями. Никто на свете не способен страдать, как я.

Наши голоса и стрекот цикад заглушал шум — приближались егеря. Вскоре заросли на опушке зашевелились, по растениям пошла рябь, точно по поверхности воды. Люди с копьями отодвинули решетку, и к яме устремилась мелкая дичь, спугнутая толпой.

— Посмотрите. — Дафу показал пальцем в сторону ограды из камней. Вдоль нее неслись то ли антилопы, то ли газели, я не различил. Впереди, раздувая ноздри, скакал самец с горящими глазами и ветвистыми, словно узор на дымчатом стекле, рогами. То тут, то там вспархивали стайки птиц и рассаживались по деревьям, напоминая музыкальные знаки на нотном стане.

Рогатый вожак пробежал под нами. Я посмотрел вниз и на дне западни увидел дощатый щит, установленный футах в пяти от земли.

— Под него подкатят колеса и повезут пойманного льва в селение, — пояснил Дафу, перехватив мой взгляд.

Вслед за самцом и тремя самками бежали мелкие зверушки. Они были похожи на иммигрантов, сбегающих с трансатлантического парохода на нью-йоркскую пристань. Из зарослей показалась гиена. Увидев на помосте людей, хищница зарычала. Я огляделся, ища чем бы кинуть в мерзкую морду, но ни камня, ни палки под рукой не оказалось.