Андрей Школин - Прелести

— Их тоже ждут «заклятые друзья» за периметром?

— Только не обязательно, что «твои друзья».

— Как же тогда ты и другие обитатели оставляете Приют?

— Так ведь эти клоуны не нас караулят, — девушка улыбнулась. — Они только «революционеров» ловят, вроде тебя. До остальных дела нет. Да и не в их это компетенции всех подряд останавливать. Гаишники, ведь, тоже знают, кого можно тормозить, кого нет. А твои небесные гаишники и подавно.

— Ты что мимо этих тварей спокойно на пятой скорости проскакиваешь?

— Да не мимо. Я их и не вижу совсем. Ну не интересны они мне, зачем я отвлекаться буду. Да и я им не интересна. Полное взаимоневосприятие.

— Вот бы мне так…

— А тебе уже тут надоело?

— Да, нет, просто когда-нибудь не мешало бы домой возвратиться. В семью, так сказать…

— Если сильно захочешь — возвратишься! — одновременно с иронией и твёрдостью в голосе выбросила она фразу, точно пощёчину влепила. — Если будешь киснуть, горевать и слюнями захлёбываться, то и здесь никому нужен не будешь, и за территорией сожрут. А если возьмёшь себя в руки, то сам выход из ситуации найдёшь. Встряхнись! Ты же другой! Ты же сильный! В Приют случайные люди вообще не попадают. А ты не последний среди тех, кто здесь находится.

— Откуда ты знаешь первый я или последний?

— Да мы всё о тебе знаем. Каждый потенциальный житель города по всей земле отслеживается. Ты думаешь таких много? Мы уже несколько лет спорим, как скоро ты до границы доберёшься. Или мы с моей подружкой случайно к тебе в сновидение попали? Тогда ты только начинал экспериментировать. Для тебя всё неопознанным представлялось. Присутствовала творческая искра. Вот мы с Алёной и подлили бензина своим появлением. Чтобы искра поживее разгорелась.

— Авиационного…

— Чего?

— Бензина, говорю, авиационного. От которого на старте покрышки стираются, — у меня действительно поднялось настроение. Это уже болезнь, когда стрелка датчика эмоций поочерёдно то на одном, то на другом краю зашкаливает. Шизофрения, наверное. — Сак меня так напутствовал, при входе в ваш Приют. Покрышки, говорил, не сотри от возбуждения…

— Владимир, конечно, говнюк, но говнюк прикольный, — по-кошачьи улыбнулась Гуля. — Если бы не он, ты бы ещё лет пять мимо ворот ходил.

— Боевик в формате «фэнтези», прямо, блин, какой-то… А что значит твоя реплика о том, что, мол, случайные люди сюда не попадают? — и сам же себе ответил. — Бр-р, ну да, дурацкий вопрос. Для того чтобы к границе подойти, необходимо хотя бы в режимах сновидений ориентироваться. И чем здесь занимаются все эти «избранные»?

— А кто чем хочет. Здесь никто никого ни к чему не принуждает. Принуждения хватает на обычном земном уровне. В Приют попадают люди творческие, и атмосфера города способствует развитию творчества.

— Шарль варит пиво — это разве не его работа?

— Да он своим пивом уже всех достал, — совсем рассмеялась девушка. — Его дом народ стороной обходит, потому что он норовит любого встречного этой гадостью угостить. Шарль в своей Швейцарии не имел возможности пивоварением заниматься, а очень хотелось. Теперь здесь отыгрывается. А так он замечательный поэт.

— Во как! А кто строит, сеет, жнёт и пашет? Или само всё растёт.

— Представляешь?.. — она состроила пантомиму, всё-таки Гуля, несмотря на «избранность», оставалась нормальной русской девчонкой. — Всё само. И растёт, и строится, и вообще…

— А вы только творческим трудом занимаетесь?

— Ну, типа того.

— Типа того… Выражения часто употребляешь специфические. Мне Артурович мысль подбросил, а вернее в фантастических романах позаимствовал, что здесь все говорят на своих языках, а мозг потом любой язык в единый доступный трансформирует. Но ты сейчас сто процентов на русском говоришь. Точно?

— Точно.

— Насколько я помню, ты питерская?

— Питерская.

— И много наших сограждан здесь? Кроме тебя, меня, Алёнки, Сака и Саши?

— Какого Саши?

— Здрасте, какого Саши. Александра.

— Алекса, что ли?

— Вы его здесь, значит, Алексом кличете? Ну да, интернациональный подход. На всех языках воспринимается. Хотя, Александр тоже…

— Алекс не русский, — прервала мои рассуждения Гуля. — Он мутный, но классный. А откуда появился и где раньше жил никто не знает. Я подозреваю, что он вообще не с земного уровня, хотя на земле себя очень уверенно чувствует. Для него нахождение на нашем уровне сродни тому, как для нас нахождение в режиме сновидения. Ну, ты-то должен это знать.

— Догадывался я, что он не совсем земной человек. Слишком изощрённо и нетрадиционно моделировал запутанные ситуации и неправдоподобно легко распутывал узлы. А здесь он на каком положении? В должности бургомистра вольного города?

— Типа того. В Приюте нет ни бургомистров ни президентов, все решения принимаются на общем совете, но Алекс, негласно, является одним из самых авторитетных жителей. Да и одним из старейших. Возможно, он присутствовал при основании города.

— И кто в совет входит?

— Да никто. Каждый раз в произвольном порядке народ набирается. Кто хочет, тот и входит. Есть, конечно, несколько человек неприкасаемых, но это долгожители, вроде Алекса, я думаю, они тоже не с нашего уровня. Долгожители, в принципе, особо в дискуссии не вмешиваются. Больше со стороны наблюдают. Если что, подсказывают.

— Утопия, однако. Идеальный мир… Никто не вкалывает, занимается только тем, к чему душа лежит, решения совместно принимаются. Слишком, как-то, сладко…

— Так, ёлки-палки, — сделала Па моя проводница. — Выйди за калитку, там тебе перчика в лапшу с запасом подсыплют. Приторно во рту не будет, точно гарантирую. Пойдём дальше, дождь кончился.

Дождь, действительно, угомонился. Сразу разорались птицы. Именно разорались, а не распелись. Поют вдумчиво и торжественно, а эти драли глотки, точно войну с грозой выиграли. Мы опять неспешно побрели вверх по переулку.

— Что за фауна у вас тут присутствует? Соловьи слишком резко из минора в мажор переходят.

— А кто его знает, может и вправду соловьи. Или птицы на земле не встречающиеся. Какие-нибудь редкие певчие виды. Я сама толком всего не знаю.

— Сколько тебе лет?

— Что, за десять с лишним годков почти не изменилась? Это обманчивое впечатление, здесь у нас другие тела. Вернее, наши естественные тела. А те, что на земле остались, конечно же, стареют. Ты-то ведь тоже, поверь, не на свой возраст выглядишь.

— Не знаю, в зеркало себя не разглядывал.

— Посмотришься ещё сегодня. Вон, кстати, дом, в котором будешь жить. Он теперь за тобой на постоянной основе закреплён.

Двухэтажный кирпичный домик с красной черепичной крышей производил умилительное впечатление. Балкончик в плюще, цветочки…