Андрей Школин - Прелести

— Подчиниться. «Закон суров, но это закон». Закон знает лучше, по каким правилам должен жить каждый индивидуум на отведённой ему территории.

— И этот закон должно принимать государство?

— А ты сам, как считаешь, кто? Только в небеса не взлетай, а то сейчас о Боге вспомнишь. Между прочим, именно Он на горе Синай дал евреям первую конституцию. А потом, за то, что последние, в отсутствие Моисея, с золотым тельцом набедокурили, нарушителям закона кровушку пустил. И никто, заметь, до сих пор Моисея за эту жестокость не осудил. «Закон суров, но это закон».

— Всё же евреям каноны поведения Всевышний на Синае привил. А государственные законы человек выдумывает. И человек следит за их соблюдением. Имеет ли право один человек устанавливать правила поведения для другого человека?

— По большому счёту, только единицы задаются этим вопросом, — Измайлов встал из-за стола и подошёл к окну. — А ведь это скворцы. Точно они. Вернулись, значит, бедолаги. Осенью удирают, а весной всё равно назад. Где они, интересно, умирают? Представляешь, во время полёта отказывают крылья. Или, быть может, в местах зимовок у них есть специальные кладбища? А ещё, возможно, возвращаются с этой целью домой, туда, где родились… — он постоял так некоторое время, не оборачиваясь ко мне. — Закон необходим. Без закона масса уничтожит сама себя. Так в каком музыкальном жанре ты работаешь?

Инстинкт льва, охотящегося за слоном. Хищник знает, что слон крупнее его, и уважает силу последнего, но при этом терпеливо изучает распорядок дня, вслушивается в ритм жизни уверенной в себе потенциальной жертвы. Привыкший к своему соседу, не думающий об опасности с той стороны, слон возможно когда-нибудь оступится. И вот здесь-то лев не упустит своего единственного шанса. Но если при этом оступится он сам… Самое необъяснимое в этой истории то, что никто из персонажей не испытывает острой необходимости в гибели другого. У льва в саванне полно добычи. Слон считает себя достаточно крупной фигурой, чтобы не видеть в хищнике противника, но всё-таки не упустит удобного случая наступить на спящего или зазевавшегося царя зверей. Так как же это назвать?

— В любом.

— Что значит в любом?

— В любом формате от гимна до «калинки». Что вижу, то пою. Тебе уже видимо передали, что конкретно я пел в ресторане.

— Я слышал, что-то из Вертинского?

— Одну вещь из его репертуара, остальное своё. Федяеву понравилось.

— Это, конечно, показатель, — хозяин офиса развернулся от окна ко мне. — Федяев Моцарта с Розенбаумом путает, — ещё немного помолчал. — Музыка должна быть правильной.

— В каком смысле?

— В смысле влияния, которое она оказывает на окружающих.

— Понял. На окружающих музыка должна оказывать правильное влияние.

— Верно. Вот иронизируешь зря. Человек ведёт себя так или иначе под воздействием информации, которая его окружает. Почему наша страна в большой табор превратилась? Потому что вокруг сплошная цыганочка. Это не только музыки касается — это повседневная жизнь большинства населения. Последние пять лет, сплошное: «Позолоти ручку, красавец, всю правду, как на духу, выложу». Русские в цыган превращаются. Дожили… Искусство правильным должно быть, тогда и жизнь нормальной станет. Если хочешь остаться в истории, то должен, в первую очередь, отличать правильное от неправильного.

— В истории личность, умеющая отфильтровывать правильное от неправильного, является положительной или отрицательной?

— Личность в истории… — Игорь посмотрел внимательно, проверяя, насколько я серьёзен. — Личность в истории не может быть положительной или отрицательной. Сильная личность, влияющая на ход исторических процессов, всегда отмечена положительным знаком. В любом случае, при любом исходе.

Ага, Раскольников, когда шёл бабушку топором тюкать, тоже о личности в истории рассуждал.

— Ну, а если последствия деятельности этой личности разрушительные, как тогда?

— Однозначно, положительно.

— Можно примеры?

— Сколько угодно. Тамерлан, Александр Великий, Наполеон, Сталин, Гитлер, если на то пошло. Нужны ещё примеры? Любые катаклизмы, вызванные этими великими людьми, давали новый толчок развитию попавшей в цейтнот цивилизации.

— А как же остальные люди? Ведь во время «прорыва цивилизации» кровушка лилась.

— Опять ты про кровь. Кровь лилась и будет литься, в независимости от глобальных перемен. Сосед убивает соседа в связи с тем, что перебрал спиртного и заподозрил жену в измене, а не потому, что ему не нравится, как последний относится к государственным реформам.

— Случается, что и за реформы тоже.

— Причина не в этом. Не будет реформ, катаклизмов, войн, вождей — убивать будут просто так, повод найдётся. Ты сколько лет собираешься прожить?

Я вспомнил «остроты» Федяева и неопределённо пожал плечами.

— Ну, скажем, лет семьдесят, — подошёл ближе к столу Измайлов. — Неважно, плюс-минус десять, двадцать лет. В жизни человечества, как вида, как носителя определённой информации — это миг. И этот миг становится ощутимым, лишь, когда человек осознаёт себя не особью с расплывчатыми устремлениями, а личностью, ответственной за развитие всей цивилизации. Творец, который следит за нами внимательно, сам не гнушается пролить кровушку, если считает это действенной мерой воспитания, хирургическим вмешательством в больной организм. Вспомним, хотя бы, всемирный потоп. Какие уж там Ленин с Гитлером… Действия и того, и другого — это попытки практическим путём определить правильность ходов и возможность ошибок в достижении какого-то прогресса. Что, разве их смелые шаги не принесли пользу всей цивилизации? Какой прок от того, что Россия осталась бы буксующей монархией, Германия не развязала бы войну и пухла от выпитого пива? Человечество теперь знает, что такое коммунизм, что такое нацизм. Знает на практике. Это ли не достижения? Любые катаклизмы, в конечном итоге, идут во благо, независимо от того, какие выводы делаются впоследствии. В подсознании планеты накапливается информация, приобретается опыт, и это даёт толчок для нового шага вперёд.

— А если во время очередного «получения информации» исчезнет всё население Земли?

— Население может исчезнуть и от столкновения с кометой, и тогда неважно будет, спокойно и размеренно ли мы жили и не обижали ли своих соседей. А вот если вовремя выйти на новый этап развития, то катастрофу предотвратить будет вполне по силам.

— Но ведь, говоря твоими словами, катастрофа — это такой же катаклизм во благо цивилизации. Зачем тогда предотвращать столкновение?

— Ты маленько недопонял, — Измайлов вновь отошёл от стола и прошёлся по кабинету. — Любое неординарное действие рождает противодействие, и это тоже одно из условий развития цивилизации. Вспомни, как весь мир боролся с Гитлером, как противился распространению коммунизма. Это другой закон. Если люди достигнут определённой ступени развития, они непременно станут вести борьбу за выживание, бороться с этой самой кометой. Это ли не стимул для дальнейшего прогресса.