Андрей Школин - Прелести

— А где сейчас Чернов? — повернулся я к Роману. — Ему ведь тоже «химию» дали.

— Звонил я пару раз на номер, который он оставлял. Серёга на заводе каком-то работал, а как «химию» отменили, даже не знаю, чем занимается.

— Ясно. Ты тоже пока безработный?

— Пока, да. На «химии» поработал немного и всё. Сюда в «Анну», — Ромка окинул взглядом кафе, возвращаться не хочу. Так что, пока ясно лишь то, что ничего не ясно. Ладно, давай выпьем…

Сходил, позвонил ещё раз. Опять неудачно. Когда вернулся — Елагин сидел за столиком один.

— Не дозвонился?

— Нет.

— Кому звонишь-то хоть?

— Да так… Куда Роман ушёл?

— По кабаку где-то бродит, у него здесь полно знакомых.

— Расскажи, Саня, как додумался приехать в солнечный Воронеж? Уж и не чаял кого-то увидеть, а тут раз и ты.

— Ну, так ведь вовремя я? — Саня «раздобрел» от выпитой водочки.

— Конечно, вовремя.

— Тогда какие вопросы. Самое главное, что ты на свободе, — он почесал голову и скорчил гримасу. — Я ведь с Дальнего Востока транзитом через Красноярск и сюда.

— А на Дальнем Востоке что делал?

— Что делал, что делал… Водку пил.

— И всё?

— Ну, почему же. В начале ещё чем-то занимался, — Саша как-то неловко улыбнулся, затем убрал улыбку, затем улыбнулся вновь. — Автобусы покупал.

— Какие автобусы?

— Японские. От одной конторы красноярской. Приехал во Владивосток с деньгами, автобусы присмотрел, ну а затем… — он опять состроил гримасу. — Ты ведь знаешь, какая там мафия. Кинули, одним словом. На оставшиеся деньги можно было конечно ещё что-нибудь купить, да только я с горя всё больше их, вместе с теми, кто меня кинул, в кабаке пропивал. Вот как с тобой сейчас, но в течение месяца и каждый день в стельку. Они ведь постоянно обещали разобраться в ситуации, найти, так сказать, виновных, хотя я прекрасно знал, что они и есть виновные. В конце концов, не выдержал, высказал им всё, и ты знаешь, что эти жулики ответили?

— Что?

— Что… — Саня помолчал. — Я им говорю, мол, для такой же братвы тачки беру, что же вы делаете-то? А они мне: «Давай, когда мы в Красноярск приедем, ты нас тоже кинешь. Договорились?» Цирк, одним словом. Короче, допился я до белой горячки. Ещё немного и всё. И тут познакомился с одной девчонкой. Подошла ко мне и говорит: «Мне велено оберегать тебя и хранить». Затем взяла за руку и из кабака прямо к себе домой увела. Полмесяца в чувство приводила, ночами не спала, рядом сидела. Ожил я. О тебе ей рассказал, кассету дал послушать. Она и подтолкнула меня: «Двигайся», — говорит: «В движении жизнь. Съезди к Андрею, посоветуйся с ним, что дальше делать». И я в Красноярск рванул. Вот… К матери твоей пришёл: «Где Андрей?» — спрашиваю. Она молчит. Потом всё-таки созналась, что в Воронеже, в тюрьме. Я деньги оставшиеся никому назад отдавать не стал, а прямиком, вместе с ней, сюда. Как раз к суду успели. Такие дела…

Я сидел, глядел на Сашу, прикидывал что-то в уме и, наконец, спросил:

— А что такое ДЕВЯНОСТО СЕМЬ?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Ты ведь спросил.

— Но ты ведь ответил?

— Ну да, — теперь задумался он. — А почему ты спросил?

— Потому что я тоже знал эту цифру.

— Да? Я когда в бреду метался, она мне почему-то в голову влезла и запомнилась. Про себя решил, что это к девяносто седьмому году относится, что жить мне до девяносто седьмого года осталось только. Может, так оно и есть? А ты говоришь, тоже это число знал?

— Знал. Только это число ни к какому году отношения не имеет. И твоё не имеет. Так что, не забивай голову.

— Вот и Нина говорила то же самое: «Не забивай голову. К тысяча девятьсот девяносто седьмому году эта цифра никакого отношения не имеет».

— Кто? — не понял я.

— Нина. Девушку эту так зовут. И откуда она тогда возникла, не пойму. Точно Бог послал. Она ведь святая. Для меня, по крайней мере.

Я вгляделся в по-детски добрые и всегда немного взбалмошные глаза друга и, не выдержав открытого взгляда, отвернулся в сторону. Саня говорил искренне. По крайней мере, он сам всегда своим словам верил. Даже когда Саша говорил неправду, это не была ложь, поскольку тогда получалось бы, что он обманывает самого себя. Такие вот парадоксы…

— А меня во сне ты никогда не видел? — опять попытался взглянуть в его глаза и опять отвёл взгляд в сторону.

— Ты знаешь, в горячке я много кого видел и тебя в том числе. Но это был постоянный, сплошной видеоряд. Так что…

— Ну и ладно. Давай просто отдыхать. Чего-то Ромка потерялся. Пойду, погляжу его. Заодно ещё раз позвоню.

Длинные гудки…

— Алло?

— Алло, добрый вечер. Будьте добры, Яну Александровну позовите, пожалуйста.

— Яну Александровну? А кто её спрашивает? — голос мужской.

— Пациент.

— Одну минуту…

Через несколько секунд.

— Да, я слушаю.

— Добрый вечер, Яна Александровна.

— Здравствуйте. С кем я разговариваю?

— Это Андрей Школин.

— Кто?

— Вспомните сложенный пополам листок. Вы его сохранили?

Пауза.

— Яна Александровна, вы меня слышите?

— Подождите, пожалуйста. Да, я слушаю.

— Так Вы меня вспомнили, Яна Александровна?

— Вы знаете, Андрей, как ни странно, я о Вас недавно вспоминала.

— В связи с чем, интересно?

— Я Вас видела в очень ярком сне. Как психологу, мне этот сон был, ну скажем, очень интересен.

— И Вы не удивлены, что я вам позвонил?

— А Вы думаете, звонки от бывших пациентов — такое уж редкое явление?

— Не думаю. Кстати, действие сна происходило на высоком берегу большой незнакомой реки?

Опять пауза.

— Похоже на то.

— Знаете, как называлась река?

Молчание.

— Это был Енисей.

— Интересно. И что же дальше? — голос-то, голос, как изменился…

— И по всему склону горы… Слышите, Яна Александровна?

— Да.

— По всему склону горы цвели крупные красные маки…

1995 год. Июнь. Аобань — пригород Марселя. Франция.

— Ном, преном?

— Имя, фамилия? — плохо, с акцентом перевёл вопрос капрал поляк.

— Школин Андрей Григорьевич, — я стоял в одних плавках перед офицером-медиком и старался состроить отрешённую от всех земных соблазнов физиономию закалённого в сражениях воина. Видимо, получалось.

Офицер удовлетворённо крякнул в кулак и проверещал дальше на своём птичьем французском языке:

— Курлы-курлы?

— С какой целью прийти во Французский Иностранный Легион? — опять неправильно перевёл поляк.

— С целью приобщения к славной истории легиона, — «честно» признался и уточнил. — С детства мечтал.

Офицер покопался в бумагах и, поправив очки, внимательно и строго посмотрел на будущего легионера: