Лиза Эдвардс - Пес по имени Бу

Восьмидесятипятифунтовый Портос смерил взглядом ротвейлера и залаял.

— Гав-гав! — произнес он своим звучным баритоном, что, как мне кажется, означало: «Эй ты, слабак!»

— Гав-гав-гав, — почти таким же баритоном отозвался ротвейлер, весящий фунтов на десять больше.

Думаю, он говорил: «Кто ты такой, чтобы мне угрожать?»

Они одновременно бросились друг на друга. Мы быстро взяли собак под контроль и развели в стороны, укротив их темпераментный выпад. Все занятие прошло спокойно, и мальчики вели себя вполне пристойно. Но я подозреваю, что к концу урока хозяйка ротвейлера была измучена так же сильно, как и я.

Реактивность собаки может стать серьезным препятствием в подготовке ее к роли потенциального гостя больных и обездоленных людей. Поэтому мы начали работать с тревожными признаками, прежде чем они успели вырасти в непреодолимую проблему. Пользуясь методикой выработки условного рефлекса, я давала Портосу огромное количество лакомств всякий раз, когда он видел другую собаку на расстоянии, позволявшем ему не терять голову (другими словами, когда он мог себя контролировать). Я вознаграждала его за любое из следующих проявлений: отсутствие реакции (пес спокоен и выполняет мои команды), взгляд на собаку, а затем на меня, демонстрация обычных собачьих приемов, снимающих напряжение (собака отворачивается, нюхает землю, зевает, садится и тому подобное). Мы дошли до стадии, когда при появлении другой собаки, осмелившейся посмотреть ему в глаза, Портос издавал громогласное «Гав!», вспоминал, что, возможно, от него требуются какие-то другие действия, и смотрел на меня, ожидая дальнейших указаний. Такое поведение нельзя было назвать идеальным, но это был прогресс.

В то время как Портос становился все послушнее, мое здоровье, к сожалению, вело себя совершенно противоположным образом. Колени снова начали болеть, все сильнее и сильнее, но на этот раз к ним присоединились бедренные суставы. Мучительная боль не позволяла мне даже отворить двери, не говоря уже о том, чтобы поднять с пола оброненную вещь. Я начала думать, что в трудные для меня дни Портосу придется помогать мне, а когда мое самочувствие будет улучшаться, мы станем наносить визиты другим людям. Портос, с его силой и размерами (почти двадцать восемь дюймов в холке, где сходятся спина, шея и плечи), умом и внимательностью, был наделен всеми качествами собаки — помощника для инвалида, которые и проявлял в те дни, когда тело отказывалось меня слушаться.

Портос на лету улавливал все, чего никак не мог взять в толк Бу, когда я готовила его для Чака. Он с радостью подбирал и подавал мне предметы. Я даже использовала его в качестве демонстратора на некоторых тренировках. Он скрупулезно извлекал записные книжки, бумажники и мобильные телефоны из пиджаков и сумочек участников, стаскивая все ко мне. Мне приходилось прерывать занятие, показывать изумленной группе бумажник или телефон, спрашивая, кому он принадлежит. Если бы я была фокусником, Портос смог бы стать моим ассистентом, а если бы я была склонна к противоправным действиям, из Портоса получился бы великолепный карманник.

Портос также обладал изумительной способностью устанавливать логические связи. Я научила его игре, в которой он по команде разыскивал игрушку. Однажды Данте умчался в лес, преследуя скунса, и долго не возвращался. Я начала волноваться и звать его. Я даже зашла в лес. Увы, с тем же результатом. Будто хватаясь за соломинку, я позвала Портоса и сказала ему: «Ищи Данте». Я сделала это почти в шутку, потому что никогда не просила Портоса искать кого-либо из собак. Он находил только свою игрушку и только в доме. Поэтому, когда он ринулся в противоположном направлении, я решила, что он просто меня не понял. Все же мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним. Я уже хотела завести его в дом, как вдруг увидела мчащегося к нам Данте. Я ни за что не додумалась бы искать его там, где он был. В тот день Портос действительно заслужил свое пропитание. Данте же заслужил головомойку (после встречи со скунсом).

Портос и другие навыки, необходимые для работы помощником инвалида, осваивал на удивление быстро. Он так сильно тянул, что за секунду ставил меня на ноги, если я падала, или, сидя на полу, не могла встать. Я вспоминала те случаи падения в нью-йоркском метро и знала, что, случись мне еще раз упасть в подземке, Портос меня выручит. Его размеры также позволяли ему переносить внушительные тяжести, и он с легкостью носил на спине рюкзак с содержимым моей сумки, позволяя мне избежать боли, которую эта ноша вызывала.

Несмотря на некоторые его поведенческие «ухабы», я уверенно шла по пути достижения с Портосом того, что мне не удалось сделать с Бу, — превращения его в собаку — помощника для инвалида. С социализацией Портоса также не было никаких проблем: он не только отлично вел себя в присутствии людей, но даже научился ладить с незнакомыми собаками. Следующей задачей было преодоление самой серьезной его проблемы — клаустрофобии. Реакция Портоса на обращенную к нему просьбу залезть под стол, войти в лифт или в магазине встать между мной и полками, чтобы не загораживать проход и не мешать другим покупателям, была гораздо более острой, чем оставшаяся в прошлом проблема с чужаками. Недостаток места для маневра вызывал у него сильнейшую тревогу.

Но даже тут мы достигли значительных успехов. Оказываясь в замкнутых пространствах, Портос вел себя все спокойнее, и я решила обратиться к специалисту за советом по дальнейшему его обучению.

Я еще никогда не слышала, чтобы какая-либо собака кричала так, как кричал во время той консультации Портос. Он не желал забираться под тренировочный стол, а инструктор, вместо того чтобы использовать угощение или другой стимул, коротко попросила:

— Послушайте, вы должны показать ему, кто здесь хозяин.

Думаю, что в тот момент, когда я пыталась осмыслить, что происходит с моей исходящей криком собакой, лицо мое было так же лишено всякого выражения, как тающий желатин. Я ничего не успела ответить, потому что она заявила:

— Ничего, он справится. — Решительно затолкав Портоса под стол, тренер обмотала поводок вокруг одной из ножек.

— Э-э… он не… может, если… я попытаюсь его уговорить… — мямлила я.

Портос кричал и рвался наружу. Меня приводило в ужас то, что она делает с моим псом, но я была всего лишь выскочкой, а она тренером с двадцатилетним стажем. Я не знала, где мне взять решимость, чтобы ее остановить. Мне было ясно, что Портос страдает, но я опасалась, что тренер обвинит меня в том, что я наделяю собаку человеческими характеристиками. Для некоторых тренеров старой школы нет страшнее оскорбления, чем обвинение в том, что они учитывают не только действия, но и чувства животного. По их мнению, это означает: Ты обращаешься с этим животным так, как если бы оно было человеком.