Леонора Флейшер - Человек дождя

— Мне нравится… когда ты чистишь зубы, — подсказал он. — Я говорю…

Но Рэймонд не подхватил реплику. Он молчал.

— Смешной Рэймонд — почти прошептал Чарли, не отрывая взгляда от его лица.

— Ты не умеешь говорить Рэймонд. — Его брат произнес это, как нечто само собой разумеющееся. — Ты еще маленький. Ты говоришь Рэйн Мен. Смешной Рэйн Мен.

Воспоминания захлестнули Чарли Бэббита. Воспоминания не о происшествиях и событиях, а о чувствах и ощущениях, давно забытых ощущениях. Ощущениях любви и душевного комфорта, которых он не испытывал вот уже более двадцати лет. Он стоял в ванной, оглушенный как обухом по голове.

— Ты… ты Человек Дождя? — наконец выдавил он. Чарли не знал, что думать. Человек Дождя не существует, это всего лишь выдумка маленького Чарли.

Порывшись в кармане, Рэймонд вытащил свой бумажник. Самодельный, из тех, что так часто мастерят на бесконечных занятиях трудовой терапией. Два кусочка искусственной кожи с дырочками по краям, скрепленные неровными стежками непослушных рук.

Бережно и осторожно Рэймонд вытащил из бумажника свое самое ценное сокровище и благоговейно протянул его Чарли.

Это была фотография. Потрескавшаяся и потрепанная по краям, словно от того, что ее постоянно носили с собой. Собственно, так оно и было.

Чарли взял ее и стал рассматривать. На фотографии был изображен молодой человек лет восемнадцати, аккуратно подстриженный и темноглазый. Лицо его было строгим. Он пристально смотрел в камеру. Чарли узнал его.

На коленях молодого человека сидел пухлый карапуз, закутанный в одеяло. Не могло быть никаких сомнений. Ребенком был Чарли Бэббит, молодым человеком — Рэймонд Бэббит. Братья.

— Это папа подарил. Сам, — гордо сказал Рэймонд.

Чарли не мог оторвать глаз от фотографии. От изумления он почти лишился дара речи. Он и Рэймонд. Чарли и Рэйн Meн. Чарли и Человек Дождя.

— А ты… жил с нами? Тогда?

— Это ты жил с нами, — ответил Рэймонд, то ли передразнивая Чарли, то ли понимая, что он, как старший брат, имеет законное превосходство.

Опустившись на край ванны, Чарли продолжал рассматривать снимок, пытаясь навести порядок в собственной голове.

— Когда., когда ты уехал? — спросил он внезапно севшим голосом.

— Это был четверг, — сказал Рэймонд, словно подсказывая.

Четверг? Чарли удивленно посмотрел на брата.

— На улице шел снег. На завтрак был сливочный пудинг. Ты выплюнул свой кусочек, и Мария дала тебе бананов и молока. И она осталась с тобой, когда папа повез меня домой. Двадцать первое января. 1965 год, Четверг.

— Господи, — выдохнул Чарли. — Это же когда умерла мама. Сразу после Нового года.

— У тебя было одеяло. И ты махал мне из окна. До свидания, Человек Дождя. До свидания, Человек Дождя. Вот так. Четверг.

Из глубины его памяти эхом пришел слабый отклик. Он увидел… он вспомнил… снег. И такой знакомый и уютный запах старого одеяла. И то, как он махал из окна, и то, как потом плакал. Горько плакал из-за Человека Дождя. Он ждал его, но Человек Дождя все не приходил. Он никогда больше не вернулся, и Чарли вырос и решил, что он его сам придумал.

Чарли посмотрел на Рэймонда, словно впервые увидел его. Да так оно и было. И он увидел на его лице черты другого, давно забытого лица восемиадцатилетнего юноши, черты, когда-то дорогие и любимые, теперь искаженные до абсурда слоем зубной пасты и отсутствием выражения.

— Ты закутывал меня, — прошептал Чарли, вспоминая, — в это одеяло. И пел мне.

Мгновение Рэймонд смотрел на Чарли, словно не понимая, о чем идет речь. Затем очень тихо, но почти совсем правильно он начал напевать:

подхватил Чарли.

— У-y-y, — тянул Рэймонд, неуклюже копируя фальцет Джона Леннона.

When I saw her standing there, — закончили они вместе.

Ты понимаешь, что я имею в виду.

И она была несравненна.

Так как же я могу танцевать с другой, Когда я видел ее, стоящей там?

Группа «The Beatles», песня «I saw her standing there», альбом «The taste of honey»…

Песня оборвалась. Чарли, все еще не пришедший в себя от изумления, молчал. Он смотрел на своего брата, проведшего двадцать четыре года в лечебнице, брата, которого он когда-то так любил всем своим детским сердцем, а потом забыл и превратил во что-то воображаемое.

— Мне нравилось, когда ты пел, — просто сказал он Рэймонду.

Рэймонд посмотрел в его глаза, и Чарли вдруг почувствовал, что он пробился к нему, что был момент истинного контакта и понимания… Но Рэймонд отвернулся к раковине, взял щетку и стал выдавливать на нее пасту. Контакт был утрачен, словно его и не было.

Чарли бережно положил фотографию на край ванны и повернул кран. Он заткнул пробкой сливное отверстие, и ванна начала наполняться.

— Нет, нет, нет, нет, нет! — Испуганный голос Рэймонда прерывался от какого-то непонятного, невыразимого ужаса.

Чарли быстро обернулся.

Рэймонд уставился на прибывающую воду, его глаза расширились от страха.

— Нет! Нет! — продолжал выкрикивать он.

— Успокойся, Рэй, — приказал Чарли. — Что «нет»?

— Потому что нет. — Рэймонд сцепил руки, его тело задергалось.

Чарли распознал все признаки надвигающейся паники. Нужно погасить припадок, пока Рэймонд не пошел вразнос.

— Что «потому что»? — настаивал он. — Рэй, скажи мне, что «потому что»?

— Потому… потому… потому… — блеял Рэймонд. Затем внезапно изменившимся голосом, низким и угрожающим, он прорычал: — Что ты делаешь?

Рэймонд испустил долгий, леденящий душу, отчаянный крик и прыгнул прямо в ванну, пытаясь руками остановить поток воды, в панике забыв о том, что можно закрыть кран. Струи воды били во все стороны, окатывая стены, потолок, Чарли, насквозь вымочив Рэймонда.

Мгновение Чарли стоял как парализованный, затем опомнился и попытался оттащить Рэймонда от крана.

Но Рэймонд внезапно стал невероятно силен. Он вырвался и схватил Чарли за рубашку. В его глазах сверкало бешенство.

Незнакомым, пугающим голосом он кричал:

— Нет! Нет! Это кипяток! Ты обожжешь его!

Рэймонд стал трясти Чарли с такой силой, что его рубаха начала трещать по швам.

Рэймонд встряхивал его снова и снова, пока голова Чарли не начала мотаться, как у тряпичной куклы, взад и вперед. И все это время он рычал изменившимся, исполненным ненависти голосом:

— Никогда! Никогда! Что ты делаешь? Ты хочешь убить своего брата? Я говорил тебе… я говорил тебе… я говорил тебе… я говорил…

Голос его слабел, рывки прекратились. Испуганно глядя на Чарли, он легко отпустил его рубаху. Его сотрясала мелкая дрожь, гнев полностью оставил его, и он выглядел как перепутанный ребенок.

Какую-то минуту он не был Рэймондом, он был своим отцом. Это обвиняющий голос Сэнфорда Бэббита рвался из его горла. И Чарли, открывший воду, был не Чарли, а Рэймондом, Рэймондом в тот ужасный день двадцать четыре года назад, когда «это» произошло. А в ванне, невидимый, но от этого не менее реальный, сидел маленький ребенок, Чарли, которому было всего два года. А вода была горячая, слишком горячая.