Владимир Шаров - Репетиции

Склоку охранников, из-за которой им придется так долго ждать своей очереди, и то, что женская бригада фактически загородит дорогу и бежать теперь некуда, ни Коган, ни кто другой, конечно, предвидеть не мог, и пока женщины не спеша шли по мосткам, у кого-то из его людей не выдержали нервы, он случайно дернул за чеку, и граната разорвалась. Это был сигнал: другие из назначенных Коганом тоже кинули свои гранаты, конвойные — их и стоящей вплотную за ними второй бригады — были убиты на месте, а Коган и его сосед ножами прикончили двух охранников, шедших позади женщин. Те даже не успели повернуться. Конвой они сняли очень успешно, потеряли лишь одного человека, да и он был убит своей же гранатой, но толку пока было немного. Дорога на гать все равно была закрыта. Трое охранников, которые находились впереди женской бригады, с того берега ручья открыли огонь и уложили зэков на землю.

Две мужские и большая часть женской бригады сначала вжались в траву и лежали ничком точно там же, где шли, но затем, увидев, что пули летят намного выше (местность на их стороне была очень неровная, противоположный берег ручья ниже) и они в безопасности, — осмелели и стали переползать с места на место.

Зэки находили друг друга на редкость быстро, прошло несколько минут этого странного роения, а они уже поделились, как хотели. Когана веером окружили его люди, мшанниковские евреи — Каиафу; Анну, которая лежала в самом опасном месте, в двух шагах от мостков, полуприкрыв телом сына, — он был с ней на прополке, и они как раз прощались, когда началась стрельба, — разыскал и подполз к ней Илья, сошлись и блатные, и «мужики», и сектанты, и коммунисты.

Довольные, что сами выбрали, с кем им быть, люди долго лежали не двигаясь, а затем Коган, о чем-то коротко переговорив со своими, оставил их и, раздвигая зэков, пополз к Каиафе. Сперва никто ему не препятствовал. Но потом евреи вдруг поняли, что вчера кум говорил им именно о Когане, и решили помешать ему: они ругали Когана, хватали за ватник, плакали, кто-то из женщин расцарапал ему лицо, но он был сильнее их и, растолкав, лег рядом с Каиафой.

«Опять, жених, за чудом?» — сказал Каиафа.

«Ну, почему за чудом, — засмеялся Коган, в руках у него был автомат, и ему было весело, как тогда с вином.

— Мы еще и то, что есть, не выпили».

«Выпили, — сказал Каиафа — через полчаса здесь целый взвод будет».

«Если кум вчера правду говорил, — сказал Коган, — никого здесь не будет. Скосырев нам этих как кость кинул, он нас в другом месте ждет. Вот что, — сказал Коган, — у меня людей мало, а твои без дела лежат, вот спички, пускай хоть сено подожгут, оно сухое — займется сразу, мне дым нужен. Когда разгорится, — сказал Коган, — мы вперед пойдем, а вы уж за нами».

«Нет, — сказал Каиафа, — мы не пойдем».

«Ну, как знаешь, — повторил Коган, — но сено все же пусть подожгут».

По обе стороны дороги луг вокруг них был усеян копенками сена, еще больше его было разметано для просушки, раскидали его неделю назад, да так и оставили — лето в этом году было жаркое, за июнь не выпало ни одного дождя — сено уже давно пора было стоговать, но заниматься им было некому, до сих пор пол-луга даже не скосили, трава там перестаивала и портилась. С первой же спички стожки вспыхивали, как порох, огонь от них почти сразу перекидывался на стерню и расходился в разные стороны. Найдя кучки сена, он вскидывался, трещал, как дрова, потом опять прижимался к земле и шел дальше. Там, где трава была на корню, огонь сначала пробегал по ней тонкой и быстрой лентой, скоро тух, но лент этих становилось больше и больше, они соединялись, переплетались друг с другом, и наконец, подгоняемый ветром, огонь охватил весь луг.

Ветер был очень сильный, он гнал дым вдоль самой земли, никак не давал ему подняться, и что для Когана было очень хорошо, та сторона, где залег конвой, была подветренной и дым несло туда. Вокруг уже все горело, когда Коган вновь подполз к Каиафе и сказал:

«Ну что, не надумали?»

«Нет, — сказал Каиафа, — мы останемся».

«Перестреляют же», — сказал Коган.

«Значит, перестреляют», — согласился Каиафа.

«Ладно, — сказал Коган, — за дым спасибо, и последнее: если я Скосырева хоть на грош понимаю, в лагерь не ходите, там вас ждут, и в шахты не ходите, не думайте в них отсидеться, там вас тоже ждут».

«И здесь не оставайтесь», — сказал Каиафа.

«И здесь не оставайтесь», — подтвердил Коган.

Он дал своим людям сигнал, и те, поднявшись в рост — за густым дымом их все равно не было видно, — начали не спеша спускаться в ложбину, десятка два блатных потянулись за ними. Потом люди Когана так же медленно перешли ручей, по-прежнему было тихо, и только когда зэки уже устали и изнемогли ждать, они наконец наткнулись на конвой. Послышались автоматные очереди, взрывы гранат, и снова все затихло. Прошло еще десять или пятнадцать минут, и оставшиеся на лугу услышали точно такую же, но приглушенную расстоянием и лесом стрельбу, — на этот раз она шла с гати, и Каиафа понял, что Коган теперь там.

Сено горело очень быстро, ближние к ним копенки по-прежнему и даже гуще дымили, но пламя из них выбивалось уже редко, огонь, оставляя все более ширящийся круг темной коричневой земли, уходил дальше — к болоту, к шахтам, к лагерю, к лесу. Земля была горячая, сухая и, как и стога, дымила. Евреи продолжали лежать у самой дороги, и тут Каиафа понял, что вокруг них никого нет — зэки разошлись, и они одни. Часть увел Коган, блатные и многие из женской бригады двинулись в поселок вольнонаемных, где был магазин с водкой и едой, кто-то понял, что дело на этом не кончится, и спрятался в лесу.

Увидев, что рядом на лугу никого больше нет, они последние, Каиафа понял, что и им, как и другим, тоже пора уходить. Он встал и пошел так же медленно, как шли люди Когана. Он шел в ту сторону, где огонь, дойдя до полосы болот, уже потух и круг его раскрылся. Евреи тоже поднялись и не спеша потянулись за Каиафой. Сначала они шли гурьбой, но скоро выстроились аккуратной цепочкой и дальше ступали так, как будто хотели, чтобы на земле сохранились следы только одного Каиафы. Он вошел в болото, и они, на секунду запнувшись, как и раньше гуськом, пошли следом за ним. Все же они, наверное, боялись, потому что теперь все время держали друг друга за руки. Они считали, что идут по болоту, но со стороны, наверное, просто тонули в нем. С каждым шагом ноги их увязали глубже, и им уже не хватало сил вытягивать их из трясины, у низкорослых евреев вода покрывала плечи. Каиафа продолжал их вести, и они продолжали идти за ним, они так устали и так ко всему были готовы, что даже не почувствовали и не заметили, что вдруг перестали тонуть и ноги их перестали увязать, дно сделалось твердое и холодное — это была мерзлота.