Чель Весте - Кристиан Ланг - человек без запаха

Юхан.

Девятнадцать лет, скоро двадцать. Прошлой весной, сразу после окончания школы, он уехал в Лондон — Ланг тогда так замотался и устал, что не пришел ни на церемонию окончания, ни на выпускной вечер. Только послал цветы и короткое письмо, а примерно через неделю перевел на его счет довольно большую сумму денег. Что было потом? Несколько строчек на хотмейловский адрес в начале осени, которые так и остались без ответа, и с тех пор — ничего. Ланг видел перед собой худую, долговязую фигуру Юхана, его тонкие руки и ноги, светлые, вечно непослушные волосы. Он взял мобильный телефон и нашел в телефонной книге номер, который прислала ему Анни, его первая жена и мать Юхана, с лаконичной припиской: «Если не поленишься…» Ланг долго стоял в раздумье. Он пытался уговорить себя, что заряда батарейки не хватит для такого важного разговора, нельзя же отделаться двумя словами — после стольких-то месяцев. Однако индикатор показывал, что она заряжена, и Ланг в конце концов собрался с духом и позвонил. К телефону долго никто не подходил, затем Ланг услышал женский голос — громкий и отчетливый, словно из соседней квартиры. Ланг откашлялся и попросил позвать сына. Он произнес его имя на английский лад, Джоухан, и понял, как глупо это прозвучало.

— I’m sorry, but Johnny ain’t here, ain’t been for a couple of days, — сказала женщина. У нее был очень молодой голос, и Лангу показалось, что она американка.

— Do you have any idea where he is? — спросил он, и девушка ответила:

— I’m afraid not. I’m only staying here for a few weeks, and I don’t know that much about people’s whereabouts.

«Staying where?» [12] — Простите, но Джонни нет, он не появлялся здесь уже несколько дней… — А вы не знаете, где он может быть?.. — Нет. Я приехала сюда всего на несколько недель и не особо вникаю в чужие дела. — «Куда — сюда?» (англ.). — хотел спросить Ланг, так как не знал, где именно живет Юхан, Анни сказала только, что он поселился на окраине города в каком-то заброшенном доме.

— If I see Johnny before I leave, whose regards shall I give him? — участливо спросила девушка.

— Tell him his father called and wanted to wish him a Happy New Year, — сказал Ланг и отметил про себя, что постарался произнести слово «father» как можно безразличнее.

— Oh, so you’re his father… — ответила девушка, и в ее голосе послышалось уважение. — I’m so sorry I couldn’t help you.

— That’s allright, — сказал Ланг, — it’s hardly your fault.

— If I see him, I’ll be sure to tell him you called, — заверила Ланга девушка, после чего вежливо спросила: — How’s the weather in Finland?

— Greyish, — коротко ответил Ланг, — our winter stinks this year.

— Likewise, — сказал девушка, — but have a Happy New Year anyway.

— Уеs, — ответил Ланг, — and a Happy New Year to you, too. [13] — Если я увижу Джонни до отьезда, что ему передать?.. — Скажите, что звонил его отец и хотел поздравить его с Новым годом… — О, так вы его отец… Простите, что не смогла вам помочь. — Ничего страшного… тут нет вашей вины. — Если увижу его, обязательно передам, что вы звонили… А какая в Финляндии погода? — Серая… У нас отвратительная зима в этом году. — У нас то же самое… И все же, с Новым годом. — Спасибо… и вас также (англ.).

Через несколько дней после Нового года наконец пришла зима, да с такими снегопадами, каких жители Гельсингфорса не видели уже много лет. Скоро весь город превратился в сказочный мир, укутанный в белое покрывало, с ледяными, ясными ночами и теплыми, пасмурными днями. Ветра не было, большие снежинки медленно падали с неба, и казалось, конца им не будет. Уже в середине января на тротуарах возвышались огромные горы снега, а между ними вились узкие тропки, по которым, скользя, осторожно пробирались люди. Все звуки, вспоминал потом Ланг, были приглушенные, даже гомон детей, заполонивших катки и горки, даже грохотание снегоуборочных машин, которые днем и ночью разъезжали по городу и взметали кубометры снега, так что легковые машины, припаркованные вдоль тротуаров, превращались в пышные сугробы, похожие на пирожные со взбитыми сливками.

Внезапная смена погоды подействовала на Сариту самым неожиданным образом. Когда Ланг писал мне из тюрьмы, рассказывая об этой зиме и весне, то просил прощения за банальный язык. Он сожалел, что не может выражаться изящнее, но по-другому у него не получалось: снег подействовал на Сариту, как афродизиак, проще говоря, ее обуяла невиданная похоть, которая с тех пор почти не оставляла ее. Теперь, уверял Ланг, между ними уже не было никаких разногласий, каждую ночь она обнимала его и без конца шептала свое «Кришан, о Кришан!», которого так ждал Ланг.

Буйная страсть Сариты захватила и Ланга, и тоска, так долго терзавшая его, отступила. Вскоре им овладела безудержная жажда жизни. Долгими зимними ночами они общались друг с другом на языке тела, и Ланг снова чувствовал себя подростком, озабоченным избытком жизненных сил и желанием оплодотворить весь мир. Все это весьма благотворно сказалось и на ток-шоу. Осенью Ланг намеревался разделаться с передачей, их отношения с В. П. Минккиненом обострились до предела. Теперь же это снова был прежний Ланг, непревзойденный мастер ток-шоу. Тоски и уныния как не бывало: в голове Ланга кипели дерзкие идеи относительно выбора тем и гостей, так же азартно он действовал и в студии, с гостями разговаривал сдержанно, умно, но в то же время достаточно любезно, чтобы не испугать их. Только одежда, сказал Лангу довольный Минккинен, все еще оставляла желать лучшего.

Однажды в пятницу, проведя, как обычно, предыдущую ночь дома, на Скарпшюттегатан, Ланг в начале шестого вечера вернулся в квартиру Сариты. Он поставил два полных пакета с продуктами на обеденный стол и увидел Миро, сидевшего на полу перед телевизором.

— Привет, Миро, — ласково сказал Ланг.

— Привет, — ответил Миро, не отрываясь от мультфильма, который показывали по MTV.

— А где Сарита? — спросил Ланг.

— Она забрала меня из сада, а потом пошла купить какую-то одежду и на почту, — пробубнил мальчик.

Ланг начал вынимать продукты из пакетов: филе ципленка, овощи, приправы, рис. Миро поднялся со своего места возле телевизора, проскользнул в кухню, встал у Ланга за спиной и сказал:

— А у нас вчера был папа Марко. Было здорово. Мы играли в «гейм-бой», который ты мне подарил. Мы играли в «Данки Конг» и «Тетрис».

Ланг на секунду замер, но за последние недели он преисполнился такого оптимизма, что тут же взял себя в руки и сказал себе, что этому наверняка есть простое объяснение.

— Вот как, — спокойно сказал он. — А что папа Марко тут делал?

— Он был со мной, — быстро произнес Миро, и Ланг услышал, с какой любовью мальчик сказал это.

Ланг почувствовал, как на лбу у него вырастают рога: ревность была настолько сильной, что он хотел спросить у шестилетнего Миро, не оставался ли Марко ночевать. Но сдержался и начал готовить ужин. Миро немного постоял рядом, потом вернулся к своему телевизору. Примерно через час домой пришла Сарита, стащила с себя только что купленные черные зимние сапоги на высоких каблуках, подошла к Лангу и поцеловала его в губы. Ланг бросил на стол плетеную подставку и поставил на нее дымящуюся кастрюлю с цыпленком по-тайски. Когда они начали есть и выпили по бокалу вина, Ланг вежливо, но как бы невзначай, словно это его совершенно не интересует, сказал: