Бенджамин Саэнс - Я пел прошлой ночью для монстра

— Моя теория тут не имеет значения.

— Мне было слишком больно… прощаться.

— Почему?

— Потому что.

— Потому что, что?

— Потому что…

— Ты сделаешь кое-что для меня, Зак?

— Конечно.

— Повторяй за мной. Я .

— Я.

— Люблю .

— Люблю.

— Рафаэля .

— Рафаэля.

— Я люблю Рафаэля .

— Я люблю Рафаэля.

Адам кивнул и посмотрел мне прямо в глаза.

— Тебе ведь тяжело даются эти слова?

— Да, тяжело.

— Даже несмотря на то, что это правда — она дается тебе тяжело.

— Да.

— Это нормально, Зак — любить.

— Я сам не нормален, Адам.

— Я понимаю. Но, мне кажется, что ты борешься… — Он замолчал, подбирая правильное слово или пытаясь сформулировать свою мысль. — Ты борешься с собой, Зак. Постоянно борешься. И тебя это убивает, потому что ты борешься с лучшей частью себя.

— Я… — Я даже не знал, что на это сказать. Я снова уставился в пол. Опять за свое, как всегда.

— Ты веришь в то, что Рафаэль любит тебя? Думаешь, это правда?

— Он так сказал. Но что его слова значат?

— Может быть, они значат, что ты ему не безразличен? Может быть, ему важно, что с тобой будет дальше?

— Да. Наверное, это так.

— Наверное? Давай так. Рафаэль любит тебя. Почему? Почему он любит тебя? У него какие-то скрытые мотивы? Какие-то эгоистичные или нездоровые намерения в отношении тебя? Он извращенец?

— Ты так думаешь?

— Нет, я так не думаю. Я хочу знать, что думаешь ты, Зак. Почему Рафаэль любит тебя? Твоя теория?

— Потому что я напоминаю ему о сыне. Потому что он мог бы быть мне отцом. А он всегда хотел этого — быть отцом.

— Да. Думаю, что так оно и есть. Но ты думаешь, он любит тебя только поэтому?

— Я не знаю.

— Это возможно, что Рафаэль видит тебя?

— Да. Возможно.

— Знаешь, что я предполагаю? Я предполагаю, что Рафаэль оставил тебе свой дневник, потому что надеялся, что ты найдешь в нем то, что поможет тебе. — Лицо Адама изменилось. Видимо, ему пришла на ум какая-то мысль. — Дорога на твоем рисунке — она куда-то ведет. Ты не знаешь, куда. Я не знаю, куда. Никто не знает, Зак. И дневник Рафаэля — это его карта, его дорога. Понимаешь, что я хочу этим сказать?

— Думаю, да.

— Та дорога, на которой ты лежишь рядом со своей мертвой собакой Лилли — это она привела тебя сюда, Зак. И когда ты уйдешь отсюда, она поведет тебя куда-то дальше. Ты должен встать, Зак. Ты не умер. Тебя ждет дорога.

— Продолжай дышать, Зак, у тебя все отлично получается, — настойчиво, но с мягкостью в голосе сказала Сюзан.

Я сосредоточенно делал полные вдохи, мысленно проводя воздух через все свое тело — от пят до макушки, а потом выдыхая. Не слишком быстро и не слишком медленно. Ровно. Мои руки и ладони занемели, но на дыхательной гимнастике со мной всегда такое творится — разные части тела начинает покалывать, после чего они немеют, в то время как другие — тяжелеют. Закрыв глаза, я не думал ни о чем, кроме дыхания. Я даже забывал о присутствии Сюзан. Во время наших сеансов она заговаривала, только если чувствовала, что меня нужно подбодрить.

И вдруг произошло то, чего раньше не случалось. Прямо у меня перед глазами возник брат, с ухмылкой на лице и пистолетом в руке. Весь пол был забрызган кровью, как пролитой водой. Сантьяго направил пистолет на меня, затем засмеялся и направил его на себя. Он снова засмеялся и пропал. Все что я теперь видел — красную-красную кровь.

Я почувствовал, как Сюзан провела ладонью по моей руке.

— Все хорошо, Зак, — прошептала она. — Все хорошо. Хочешь на этом закончить?

Я продолжал дышать, просто продолжал дышать.

Глаза мамы были открыты. Серые как сумрачные облака. Отец неподвижно лежал. Мир погрузился в тишину. На губах брата играла странная улыбка.

— Давай остановимся на этом, Зак, — услышал я голос Сюзан. — Что говорит тебе твое тело?

— Что-то давит, — ответил я, — на грудь. На руки и ноги. Я не могу пошевелиться.

— Можешь, Зак. Подвигай ногами.

Я открыл глаза, поочередно поднял ноги.

— А теперь подвигай руками.

Я поднял руки вверх, затем опустил.

— Кажется, я могу двигаться.

— Ты в порядке?

— Болит голова.

— Как сильно? По шкале от 1 до 10?

— На десятку.

— Хорошо, Зак, закрой глаза.

Я послушно прикрыл их. Боже, голова раскалывалась от боли.

— Я вижу, что тебе очень больно. Расслабь мышцы лица, Зак. Сделай вдох и расслабься.

Я сделал вдох, расслабляясь. И тут опять что-то произошло. По всему телу словно прошелся легкий ветерок, и я увидел лежащий на полу пистолет.

Головная боль прошла. Я открыл глаза.

После занятия с Сюзан я побрел в свою кабинку. Я шел медленно, дрожа всем телом. Ноги заплетались, земля под ногами ощущалась нетвердым облаком, и мне все казалось, что я сейчас грохнусь вниз.

Я еле добрался до комнаты. Сел за свой стол.

«Когда вернешься к себе, запиши все, что придет тебе на ум, Зак — все, что угодно. Это очень важно». Я все еще мысленно слышал указания Сюзан, видел серьезное, озабоченное выражение ее лица. Удивительно, как психотерапевтам небезразлично, что с нами. Меня волновал этот вопрос. Меня волновал я сам. Меня всё волновало. С приездом сюда моя жизнь стала такой странной. Всё было как-то по-другому. Всё изменилось. Я сам менялся. Это было так странно, так странно и необычно. Я чувствовал себя потерянным, но не в плохом смысле этого слова.

Я достал свой дневник и начал писать в нем. Мне не хотелось задумываться о том, что я пишу. Мне хотелось писать то, что идет из меня само собой.

Я немного ослаб после занятия с Сюзан. Дыхательная гимнастика чудная вещь. Мне она нравится все больше и больше, и это очень странно. Странно, невообразимо и прекрасно. Она что-то делает такое со мной. Заставляет ощущать свое тело по-другому. Я ощущаю свое тело, и мне это нравится. Воображаемому Заку нравится то, что у него есть тело. Это сногсшибательно. Я все еще слышу внутри себя голос Сюзан.

Помню, как говорил Адаму, что Сюзан кажется мне ненастоящей. Я ошибался насчет нее. Я ошибался насчет многих вещей. И, думаю, больше всего я ошибался насчет себя самого. Я запишу это, чтобы видеть эти слова: я больше не ненавижу себя. И запишу это еще раз: я больше не ненавижу себя.

Зак не ненавидит Зака. Я вижу тебя, Зак. Зак видит Зака.

В душе царило спокойствие. Тревожность оставила меня. Я знаю, что она оставила меня ненадолго, но она так давно жила во мне, что я к ней привык. Я смотрел на написанное и ощущал, как во мне рождается новое слово. Только я еще не совсем понимал, какое. Не знаю почему, но я решил сходить в лабиринт. Я чувствовал потребность в этом и решил довериться этому чувству.

Я направился в лабиринт.