Эдвард Эбби - Банда гаечного ключа

— Они уже есть.

— Заграждения.

— Есть.

— Проверь. Алюминиевая пудра — десять фунтов. Хлопья окиси железа — десять фунтов. Магниевая пудра, перекись бария, очиститель — «Аякс, «Тампакс» — к алхимику.

— Не знаю ни одного.

— К аптекарю. По проезду Парацельса в сторону улицы Фауста всего полквартала от площади Зосима, в доме Теофраста Бомбаста фон Хохенхайма.

— Слушай, говори по-американски. Поедем к Валгрину.

— Где они сожгли беднягу Бруно в день Святой Цецилии.

— В аптеку Скэга?

Они зашли к Скэгу, где доктор прописал себе термитные свечи, затем в скобяную лавку за металлическим порошком и хлопьями плюс 10 галлонов керосина (для их увлечения рекламными щитами). Бьюик-универсал был уже основательно загружен и весь благоухал химикатами. (Химикаты! Химикаты! — пел Хейдьюк). Док купил камуфляжную сетку 20х30 футов на складе Боба Бергена, вместе с некоторыми другими позициями их списка, а также вещами, которые они сочли совершенно необходимыми, к примеру, кремниевую зажигалку (для этих дождливых дней), пару ярко-красных подтяжек цвета пожарной машины, чтоб поддерживать мешковатые брюки Дока, новую соломенную шляпу с обширными полями из Гватемалы для Бонни, и подарки для Хейдьюка и Смита: изолированную подставку для пивной банки и хроматическую губную гармонику Хонера. Док прикрыл все их покупки камуфляжной сетью. Затем заехали еще в один магазин, где купили определенные весьма важные для них топографические карты.

— Все?

Перечитали список, проверили дважды. — Ну, все, — говорит Док. — Санта Клаус едет в город. Они спрятались от жары и яркого послеполуденного солнца в прохладу и полумрак бара, сплошь обитый каким-то мягким звукоизоляционным материалом. Даже стены были им обиты; бар был похож на старую добропорядочную психиатрическую лечебницу. Свечи тускло мигали внутри маленьких красных глобусов. На бармене был красный пиджак и черный галстук. Было около четырех, и бар был наполовину заполнен юристами, архитекторами, политиками из мэрии. Именно то место, какие Бонни больше всего ненавидела.

— Какая удручающая берлога! — сказала она.

— Давай выпьем чего-нибудь холодненького и рванем домой.

— Тебе не домой. Тебя ждут к пяти в Медицинском центре.

— Верно. Обратно в лавку мясника.

— Доктор Сарвис! Она притворяется шокированной.

— Ну, иногда я так чувствую, — сказал он извиняющимся тоном. — Иногда, милая девочка, я думаю …

— Да? Думаешь что?

Официантка с коктейлями стала между ними. На ней было нечто совершенно прозрачное, что едва ли можно было считать одеждой. Ей тоже все это надоело. Она принесла им напитки и уплыла прочь. Док смотрел ее вслед. Эти бледные бедра мне нравятся.

— Да, так что же ты думаешь? — спросила Бонни.

Они чокнулись. Док всматривался в ее глаза.

— Я люблю тебя, — солгал он. В тот момент его мысли были в двадцати футах оттуда. В тысячах миль оттуда.

— Что еще новенького?

— Терпеть не могу этих витиеватых еврейских выражений.

— Терпеть не могу этих фальшивых любовных деклараций.

— Фальшивых?

— Да, фальшивых. Ты вовсе не думал обо мне, когда говорил это. Ты, наверное, думал, — один Бог знает, о чем ты думал. Но не обо мне.

— Ладно, — отвечал он. — Давай поссоримся. Какой прелестный способ успокоить мне нервы перед маленькой операцией, которая мне предстоит. Всего только удаление мениска.

— Я рада, что я не твоя пациентка.

— Я тоже. — Он выпил половину своего джина с тоником. — Ну, ладно, ты права. Я сказал это для проформы. Но все равно это правда. Я же люблю тебя. Если бы тебя не было рядом, я был бы несчастным одиноким стариком.

— Вот именно, рядом. Нужен же кто-то рядом, чтобы содержать в порядке твое расписание приемов, стирать твои вонючие носки. Чтобы нянчиться с тобою, чтобы ты не тащил ногу в рот и не натягивал пластиковые мешки на голову. Чтобы быть твоим шофером, возить тебя по городу, убирать твой дом время от времени и хорошо смотреться в бассейне.

— Давай поженимся.

— Это у тебя панацея от всех бед.

— Что в этом плохого?

— Я устала быть твоей прислугой. Ты думаешь, я хочу это узаконить?

Док Сарвис был несколько озадачен такой постановкой вопроса. Он осторожно потягивал вторую половину своего джина с тоником. — Но тогда, черт подери, чего же ты хочешь ?

— Я не знаю.

— Так я и думал, — сказал он. — Ну так и помалкивай.

— Но я знаю, чего я не хочу, — добавила она.

— Свинья тоже это знает, мадам.

— Ну и что? Чем тебе не нравятся свиньи? Мне они нравятся.

— Я думаю, ты влюбилась в Джорджа.

— Нет уж, не в ту свинью. Нет, спасибо.

— Смит? Старина Редкий Гость, так сказать?

— Что ж, это более правдоподобно. Он приятный мужчина. Он мне нравится. Я думаю, он отнюдь не равнодушен к женщинам. Но мне кажется, он достаточно основательно женат.

— Всего три жены. Ты могла бы быть Женой Номер Четыре.

— Мне больше нравится, пожалуй, иметь четырех мужей. И навещать каждого раз в месяц.

— У тебя уже есть три любовника. Хейдьюк, и Смит, и бедняга доктор Сарвис, доктор медицины. Не говоря уж обо всех твоих котиках, цыплятках, недоученных студентах и хиппи — дегенератах, которые крутятся около твоего пластикового иглу там, в Больном городе.

— Эти люди — мои друзья, а вовсе не любовники, как ты говоришь, хотя вряд ли ты можешь это понять.

— Если у них член такой же хлипкий, как и позвоночник, тогда я могу понять, почему они не любовники.

— Я ничего такого про них не знаю.

— Но я же их видел. Все одинаково стараются выглядеть по-разному. Двуполые антропоиды.

— Они просто хотят вести свой собственный образ жизни. Они пытаются вернуться к тому, что все мы давным-давно утратили.

— Подвязывать волосы ленточкой — еще не значит быть индейцем. Выглядеть, как сорняк, еще не значит быть частью природы.

— Они, по крайней мере, никому не причиняют вреда. Ты просто завидуешь.

— Я устал от людей, которые не причиняют вреда. Я устал от мягких, слабых, пассивных людей, которые не могут совершить что-нибудь или произвести что-нибудь. Кроме детей.

— Ты устал, Док.

Он поднял плечи, нахмурился и изобразил Джорджа В. Хейдьюка: —Я никого не люблю, — пробурчал он.

Бонни улыбнулась, глядя поверх своего полупустого бокала. — Пора уходить отсюда. Ты опоздаешь.

— Давай. Он дотянулся до ее бокала и допил за нее его содержимое. Они поднялись, чтобы уходить. — Да, и еще одно.

— Что?

Док притянул ее к себе. — Все равно я тебя люблю.

— Вот это мне нравится, — сказала она. — Такие одинаковые признания в любви.

— Я еще и обеими руками владею одинаково. Он продемонстрировал.

— О, Док… не здесь, ради Бога.

— А как насчет… здесь? Там?