Эдвард Эбби - Банда гаечного ключа

Она прошла вниз, по гальке дороги для грузовиков, под загрузочные желоба, мимо вагонеток, цистерн для воды, топливных баков. Она чувствовала запах серы, соляра, гнилого дерева, экскрементов летучих мышей, промасленных бревен, ржавеющего железа. Из черных горловин шахт выходили облака видений из неизвестных газов — радон? двуокись углерода? — похоже на дым, но без запаха, тяжелее воздуха, он стелился по земле. Хидден Сплендор. Чудное место ты выбрал для рандеву, Джордж Хейдьюк, свинья ты после этого. Рептилия. Жаба. Жабовидная ящерица. (Я могу быть с рогами, ответил Джордж, но я не жаба). Она осторожно ступала по туманным языкам, ползающим пальцам из газа, по ржавым узким рельсам, ведущим из шахт через дорогу в отвал.

Она уселась на край перевернутой вагонетки и смотрела вдаль в сторону юга, в вечерние сумерки, на сотни миль, как будто могла полететь над Овахомо Начурал Бридж, над Гранд Галч, Мали Пойнт к реке Сан-Хуан, мимо Орган Рок, Монумент Веллей, вулканической громады Ага — Талан, над Монумент Анворп и за грядой видимого мира в Кайенту, «Холидей Инн», где снаряженный голубой джип все еще ждет.

Хейдьюк съел банку бразильской солонины, консервант и все остальное (эти фашисты делали замечательную солонину), съел две полные банки ананасов на десерт. Немного передохнув, он запаковал остальные банки в ящик, который спрятал в запас провианта.

Он разобрал бензопилу, смазал все части, завернул ее в чехол из толстой ткани и положил вместе с едой. Он накрыл запас продуктов землей, валунами и кусками древесины; при свете звезд такая маскировка казалась достаточной. Оставшееся перекочевало в его рюкзак.

Он надел шапку и посмотрел на звезды. Ковш Большой Медведицы был с этой точки перевернут, было около часа ночи. Хейдьюк пошел по откосу чуть ниже кромки и направился севернее через поля в сторону огней Кайенты.

Он чувствовал себя неплохо. Его груз казался не таким уж тяжелым после нагрузки последних дней, ноги были в форме, сердце и голова наполнялись приятным чувством успеха. Он неплохо поработал, несмотря на собак, лаявших из каждого свинарника, полицейский контрольный пункт на хайвэе южнее кайентской развязки, заставивший его сделать крюк. В час ожидания рассвета он достиг комплекса с мотелем, заправкой и магазином возле развязки. Спрятав свой рюкзак в кустах, ибо нет ничего более подозрительного для глаз горожан чем бородатый мужик, белый или краснокожий, пешком с рюкзаком за плечами, он вышел к паркингу возле Холидей Инн. Джип был все еще здесь, со спрятанными ключами и запиской:

«Сэм, я ждала тебя целых три дня. Пришли Святые Последнего дня и мы поехали забрать его светлость в международный аэропорт Мексикан Хат. Будем ждать тебя в Плаза, как договаривались. Пожалуйста, поторопись, а то я не люблю ждать. Хватит валять дурака. И помоги облагородить Америку — прими ванну.

Твой друг и советник

Тельма.»

Никого вокруг не было, кроме нескольких местных, прошедших мимо бетонной стены, опорожняя бутылки здесь же. Хейдьюк завел свой джип, откопал свой груз и порулил на север через Кайенту к реке Сан-Хуан и деревни Мексикан Хат. Солнце встало, когда он переезжал мост. В Юте, в краю сумасшедших каньонов, он чувствовал себя спокойнее, лучше и по-домашнему. Здорово было снова оказаться в старой доброй стране Сан Хуан.

Он заметил, что кафе открылось, и несмотря на то, что он должен был по возможности избегать городов и асфальтовых дорог, он остановился. Хейдьюк истосковался по кофе и нормальному завтраку с яйцами и ветчиной. Пять дней одного лишь изюма, орехов, подсолнухов и шоколада, сплошного сухого молока, арахисового масла и консервированной солонины, довели его до такого состояния.

Он припарковал джип за два квартала от кафе, за въездом Снежной Королевы (закрытого до полудня), прошел назад и уселся на табурет за стойкой. Прыщавая индейская девушка с раскосым лицом монгольской кинозвезды приняла у него заказ. Он прошел в туалет умыться и попытаться смягчить непослушную шевелюру.

Облегчаясь, он читал надписи на стенах. О чем пишут люди: «Свободная любовь ценится вернее», «Освободим женщин сегодня ночью», на потолке он прочитал: «Чего ты ищешь здесь, придурок? Ты льешь себе на туфли».

Хейдьюк вернулся в зал и обнаружил две широкие спины в ковбойских рубахах, сидящих рядом с его кофе и завтраком. Две серебристо-серых ковбойских шляпы и два широких важных зада в габардине. Он моментально заметил тот тип мужчин, которые носят галстуки и стреляют уток, едят сосиски по-венски из банок на рыбалке. Тип людей из народа, сделавших Америку такой, какая она сейчас.

— Доброе утро! — сказал Хейдьюк, садясь и глядя себе в тарелку. Широкая пола шляпы приподнялось, открыв верхнюю часть лица, опасную часть (красные глаза посмотрели на него устало в треснутое зеркало в уборной.) Он уселся, хотя в этот момент понял, что совершил серьезную ошибку. Уголком левого глаза он увидел ярко-желтый «Блейзер», который стоял возле кафе, на водительской двери он разглядел знак официальной службы. Он был более усталым, чем ожидал. Импульсы в его мозгу давали сбои или вообще отсутствовали. Его рефлексы не реагировали. Он знал, что он устал, но не знал, что слишком устал, чтобы видеть.

Сильные загорелые челюсти перед ним приостановили работу на мгновение. Шершавое лицо повернулось к нему, глаза, синие, как ягоды можжевельника, с расходящимися лучами морщин, следствие жизни под ярким пустынным солнцем, остановились на бородатом недружелюбном лице Хейдьюка.

— Как дела у малыша Редкого Гостя? — спросил епископ, уставившись тяжелым взглядом.

Испугавшийся, но слишком измученный, чтобы волноваться, Хейдьюк уставился в ответ, раздумывая. «Джордж, ты выглядишь как лошадиная задница… В этом твой шанс.»

— Я не знаю его, — пробормотал он полным ртом. — О’кей?

Огромные ручищи епископа, больше, чем у Дока, и наполовину не такие ласковые, возобновили движение по приему пищи.

— Да, но он тебя знает, малыш.

Мужик справа от епископа, выглядевший как младший брат Лава, на мгновение перестал есть, глядя на свою яичницу, и стал ждать реакции Хейдьюка.

Хейдьюк колебался совсем немного.

— Я не знаю никого с таким именем, — он добавил еще сахара в кофе.

— Уверен?

— Никогда не слышал.

Все три снова стали монотонно есть: Хейдьюк свою ветчину и яичницу, епископ то же самое, младший Лав четыре сосиски и болтунью. Чавканье и жевание заполнило пространство. «Мисс Юта» сновала между кухней и баром в своих подростковых туфлях. Стеклянная дверь с шумом распахнулась. Два пожилых человека, выглядящих как директора школы или наследственные чиновники, уселись за стол возле двери, поставив свои дипломаты на пол. Они тоже носили галстуки. Хейдьюк почувствовал ощущение затравленного зверя. Уходить отсюда!