Питер Кэри - Джек Мэггс

— Вы уверены в этом?

— Это вы ни в чем не уверены, — сказал Бакл. — Но теперь вы все знаете, и я полагаю, примете меры, которые в ваших силах, чтобы его не арестовали.

— А он был арестован?

— Нет, и вы не должны хотеть этого, как не хочу и я по причинам, которые вам не обязательно знать. Но с другой стороны, сэр, я вижу, что вам не хочется играть ту роль, о которой он писал вам. Не хочется сидеть у его камина, лакомиться пирожными и попивать коричневый эль.

Генри Фиппса непроизвольно проняла дрожь.

— Вы же знаете, как он привязан к вам?

Генри Фиппс как-то обмяк на своем стуле. В эту минуту он понял, что его привольной жизни вскоре придет конец. Он знал, что наступит это время, знал с того момента шестнадцать лет назад, когда Виктор Литлхэйс, его любимый учитель и наставник, спас его от приюта. Сейчас его привилегированное положение арендатора кончилось, и он должен покинуть дом, серебряную посуду, ковры и картины. Он должен стать солдатом.

— Я представляю, — продолжал рассуждать этот ненавистный карлик, — что где-то есть «последняя воля» и завещание.

— Как я понимаю, я его наследник.

— Что ж, — сказал Бакл, — тогда не все новости плохие. — Он взял чашку с чаем, стоявшую перед Фиппсом, хотя чай, должно быть, уже остыл, быстро бросил в нее сахар и с удовольствием выпил. — Не все так уж плохо.

Генри Фиппс посмотрел в оживленно блестевшие глаза гостя и почувствовал себя ужасно неловко.

— Могу я спросить вас, мистер Бакл, чем вас заинтересовал мистер Мэггс?

— Это сердечные дела, сэр.

— Джек Мэггс — ваш соперник? — удивленно спросил Фиппс.

— Да.

— Вы не станете печалиться о нем, мистер Бакл?

— Он обманул мое доверие, что очень глупо с его стороны. — Мистер Бакл посмотрел Генри Фиппсу прямо в глаза, и тот почувствовал себя буквально пригвожденным этим взглядом. — Я немало встречаю таких людей, как Мэггс, сэр. Одни жалеют меня, другие смеются надо мной. Я не обращаю на это внимания, я понимаю: у каждого свое мнение. Но от жалости до оскорбления, как я убедился, всего один шаг. А я не позволю, чтобы меня оскорбляли, сэр, никому не позволю. А если меня унижают в моем собственном доме, что ж, такой человек заслуживает наказания.

— Вот как! — воскликнул Генри Фиппс, подняв брови.

— Так что будьте осторожны, сэр. Вы слышите меня?

Молодой человек понял, что сейчас перед ним не тот человек, каким он ему показался с первого взгляда.

— Да, — ответил он. — Я слышу вас.

— Джек Мэггс отправился в Глостер, не предупредив меня, но я об этом узнал. Он поехал туда, чтобы найти вас. Я не знаю, черт побери, где он заночует в Глостере. Но, сэр, я знаю то тайное место в Лондоне, где он может преклонить голову. И это уже касается вас.

— Что, по-вашему, я должен делать, получив такую информацию?

— Что ж! — воскликнул мистер Бакл, бодро встав с кресла. — Оставляю вам решать, сэр. Это не мое дело, но верю, что оно ваше, ибо дом, в котором он спит, мог бы легко стать вашим домом.

С этими словами он взял в руки свою бобровую шапку и любовно погладил ее.

Генри Фиппс еще раз пожал ему руку, и когда мистер Бакл покинул клуб, снова сел в кресло, чувствуя холод и дрожь одиночества.

Услышав из уст Тобиаса Отса имя Софины, Джек Мэггс горько задумался над тем, сколько же секретов у него украдено, и от этого пришел в невероятное волнение.

Сон покинул его, он пытался понять, что же они с ним сделали, и им снова овладело знакомое чувство страха. По мере того как лодку потихоньку сносило течением с песчаной мели, это чувство становилось все острее. Он интуитивно выхватил из кармана пальто портрет сына и прижал его к себе обеими руками. Он стоял в лодке, согнувшись, прижимая к себе знакомый образ, как случалось с ним уже раньше и не одну ночь. Он чувствовал, что делает сейчас с его лицом Призрак, как стягиваются в жгут мускулы его тела. Демон был внутри него и он представлял себе полуулыбку на его аристократическом лице.

Мэггс так и не мог понять, что с ним творится и почему это происходит. Он обреченно покачивался взад и вперед и в своем упрямом одиночестве ждал рассвета.

Когда наконец забрезжило и сквозь пелену тумана пробился лучик желтого света, он увидел, что их лодку прибило к берегу бухты. Его компаньон все еще спал, уткнувшись головой в согнутые колени. Мэггс наклонился над ним. Поначалу казалось, что он хочет разбудить его, но на самом деле он решил осуществить свой обдуманный ночью план. Чуть приподнявшись на скамье, Мэггс повернулся к Тобиасу, с недоброй улыбкой сунул свою трехпалую руку в его карман и медленно и осторожно вытянул из него тетрадь. Когда она полностью оказалась в его руках, он снова сел, осторожно положив вымокшую драгоценность себе на колени. Теперь он нашел то, что принадлежало ему.

Страницы тетради были мокрыми, а чернила в некоторых местах размыты, но Мэггс начал читать с самого начала, и вскоре на третьей странице он был вознагражден: «М. — не сошел с ума», прочитал он.

Его густые брови опустились еще ниже на глаза.

«М. не сошел с ума только потому, что не утратил глубокой веры: какой бы вердикт ни зачитал ему судья Денман, он все равно хоть один раз еще ступит на зеленую землю дорогой ему родины, Англии.»

Ему показалось, будто волосы у него на затылке зашевелились.

Такое чувство было ему уже знакомо — это был холод страха, ассоциировавшийся с неким «треугольником». Он знал, что его жизнь и смерть не принадлежат ему. Лоб его прорезали глубокие морщины. Он перевернул страницу.

«Джек Мэггс — преступник, отважившийся после ссылки вернуться домой. За накопленные огромные деньги он покупает особняк, в котором во время пожара сгорает заживо.»

Еще перевернув страницу, Мэггс прочел заглавие: «Глава 1». Перед ним и ниже — знаки креста. Все последующие страницы были решительной рукой перечеркнуты крест-накрест.

Глава первая

«Был гнетуще мрачный январский день 1818 года, и желтый туман, низко лежавший утром на земле, к полудню на короткое мгновение поднялся и, открыв печальную картину нагромождения камней и булыжника, снова опустился саваном на стены Ньюгейтской тюрьмы.

Ее стены были из голубого уэльского камня, который так нелегко поддавался кирке каменщика. Однако казалось, что туман, в силу своего постоянного присутствия, медленно, но верно проникал в темное нечеловеческое сердце камня.

В этом году в тюрьме Ньюгейт было особенно много женщин. Их собрали со всех Британских островов: мелкие воровки, убийцы и другие представительницы преступного мира переполняли это мрачное здание на Ньюгейт-стрит. Здесь в тесной камере на втором этаже тюрьмы восемь заключенных женщин ждали, когда Его величество Закон соизволит остановить свое усталое око на каждой из них.