Джон Грин - Бумажные города

— Да! — заорал я. — Бог мой, это было гениально!

— Ты это видел? Его рожу без брови? Как будто он во всем сомневается. Типа такой: «Неужели? Говоришь, у меня всего одна бровь? Очень вероятно». И так круто, что этому уроду теперь придется выбирать: либо сбрить левую, либо нарисовать правую? Супер. А как он мамочку звал, плакса паршивая.

— Погоди, а ты-то за что его ненавидишь?

— Я не говорила, что ненавижу его. Я просто сказала, что он плакса паршивая.

— Но ты же с ним вроде всегда дружила, — удивился я.

По крайней мере, я думал, что они дружили.

— О да, у меня всегда была куча типа друзей, — ответила Марго. Она наклонилась и положила голову на мое костлявое плечо, и ее волосы рассыпались по моей шее. — Я устала, — сказала она.

— Кофеин, — ответил я.

Она слазила назад и взяла две банки «Маунтин дью» — я осушил свою в два глотка.

— Значит, теперь в «Морской Мир», — сообщила Марго. — Пункт Одиннадцатый.

— Что? Типа освободить Вилли?

— Нет. Просто едем в «Морской Мир». Это единственный парк развлечений, куда я еще не вламывалась.

— Да в «Морской Мир» мы и не вломимся, — сказал я, подъезжая к пустой стоянке возле мебельного магазина и останавливаясь.

— Время поджимает, — произнесла Марго и протянула руку к замку зажигания.

Я ее оттолкнул.

— Да в «Морской Мир» мы и не вломимся, — повторил я.

— Опять ты со своими взломами.

Марго смолкла, открывая еще одну «Маунтин дью». Свет, отражаясь от банки, падал ей на лицо. На губах мелькнула улыбка, и она сказала:

— Не будем мы ничего взламывать. Не рассматривай это как взлом «Морского Мира». Считай, что мы просто посетим его посреди ночи и забесплатно.

— Так, во-первых, нас поймают, — сказал я.

Я, так и не заведя мотор, принялся излагать причины, по которым собирался выйти из игры, гадая, видит ли Марго в темноте мое лицо.

— Поймают, конечно же. И что с того?

— Это противозаконно.

— Кью, ну, по большому-то счету, какие из-за этого у тебя могут быть неприятности? Господи, после всего, что я для тебя сегодня сделала, ты не можешь мне одним-единственным добрым делом отплатить? Не можешь закрыть рот, успокоиться и перестать трястись из-за каждого малюсенького приключения? — И тихонько добавила: — Блин, будь же мужиком наконец.

И тут я вышел из себя. Я вынырнул из-под ремня и оперся о приборную панель — чтобы смотреть ей в лицо.

— Всего, что ТЫ для МЕНЯ сделала? — Я буквально орал. Хотела уверенности? Вот тебе и уверенность. — Это ты звонила отцу МОЕЙ подружки, которая трахается с МОИМ парнем, чтобы никто не догадался, что это я? Ты мою задницу по городу всю ночь катала, и не потому что «ах как я тебя ценю», а потому что мне просто нужен был шофер, а ты как раз живешь по соседству? Этим ты ради моего удовольствия всю ночь занималась?

Марго не смотрела на меня. Она смотрела вперед, на стену мебельного магазина.

— Думаешь, ты действительно был мне нужен? Не понимаешь, что я могла дать Мирне бенадрил и выкрасть сейф из-под кровати, пока она будет дрыхнуть без задних ног? Или прокрасться в твою спальню и взять ключ? Придурок, я могла бы все сделать без тебя. Но я тебя выбрала. И ты тоже меня выбрал. — Вот тут Марго посмотрела на меня. — А это сродни клятве. По крайней мере, на эту ночь. В болезни и здравии. В печали и радости. В бедности и богатстве. Пока рассвет не разлучит нас.

Я завел мотор и выехал со стоянки. Если отставить в сторону всю эту ее фигню про то, что мы якобы команда, я все еще чувствовал себя так, словно делаю это из-под палки, и мне хотелось сказать последнее слово.

— Да, но когда руководство «Морского Мира» пошлет письмо в Дьюк с сообщением, что негодяй Квентин Джейкобсен проник на их территорию в полпятого утра в сопровождении какой-то безумной девицы, в университете очень разозлятся. И мои родители очень разозлятся.

— Кью, да поедешь ты в свой Дьюк. Станешь успешным адвокатом или кем-то там еще, женишься, заведешь детишек, проживешь долго и помрешь, но перед смертью, захлебываясь собственной желчью в доме престарелых, ты скажешь: «Черт, я всю жизнь прожил зря, но хотя бы мы с Марго Рот Шпигельман однажды в пять утра пробрались в „Морской Мир“, хотя бы в тот день я carpe diem». [3] Марго использует знаменитое латинское выражение «живи одним днем», а Квентин поправляет «ночью».

— Noctem, — поправил я.

— Ладно, ты снова Словарный Король. Трон опять твой. А теперь вези меня в «Морской Мир».

Мы молча ехали по 1-4, и я вдруг вспомнил того мертвого в сером костюме. «Может, она поэтому меня выбрала», — подумал я. И только в этот момент я наконец сопоставил, что она тогда сказала про него и про ниточки, а сегодня — про себя и про ниточки.

— Марго, — нарушил я наше молчание.

— Кью, — ответила она.

— Ты говорила… Когда тот мужик умер, ты сказала, что у него, наверное, все ниточки внутри оборвались, а сегодня ты и про себя сказала, что у тебя порвалась последняя нитка.

Она напряженно засмеялась:

— Ты слишком переживаешь. Нет, я не хочу, чтобы меня, всю в мухах, нашли детишки в Джефферсон-парке субботним утром. — Марго сделала паузу, чтобы подчеркнуть самое главное: — Я для такого слишком самолюбива.

Я облегченно засмеялся и свернул с шоссе в Интернейшнл-драйв, туристическую столицу мира. Там были тысячи магазинов, в которых продавалось одно и то же: дерьмо. Дерьмо в морских раковинах, брелоки из дерьма, дерьмовые стеклянные черепашки, магниты на холодильник с Флоридой, розовые пластмассовые фламинго, всякая фигня. Там было даже несколько магазинов, которые торговали самым настоящим дерьмом в буквальном смысле: какашки броненосца — всего четыре бакса девяносто пять центов за мешочек!

Но в 04:50 утра туристы спят. Дорога казалась совершенно вымершей, как и все вокруг: мы ехали мимо магазинов, мимо стоянок, и нигде никого.

— «Морской Мир» прямо за магистралью, — сказала Марго.

Она снова полезла назад и принялась рыться в рюкзаке или где-то там еще.

— Я распечатала спутниковые карты и нарисовала план нападения, но что-то, блин, никак найти не могу. Но все равно давай по этой дороге, слева будет магазинчик с сувенирами.

— Слева у меня примерно семнадцать тысяч магазинчиков с сувенирами.

— Да, но один будет прямо, как закончится съезд.

И, естественно, там он был только один, я въехал на пустую стоянку и встал прямо под фонарем, потому что в этом районе постоянно тачки угоняют. Конечно, на «крайслер» может позариться только отъявленный мазохист, но меня идея объяснять маме, как тачка могла пропасть на рассвете в будний день, все равно не прельщала.

Мы вышли, прислонились спинами к минивену, воздух был такой теплый и густой, что одежда липла к телу. Мне снова стало страшно, казалось, будто на меня смотрят люди, которых я сам не вижу. Мы столько уже всего сделали в темноте, у меня от многочасового напряжения болел живот. Марго нашла свои карты и в свете фонаря показала мне синим пальцем маршрут.