Валентин Черных - Свои

— По бабам, — согласился я.

— А я по пиву, — сказал он и скорее приказал, чем попросил: — Сходи в буфет за пивом, — и протянул мне трешку.

Завтра ты пойдешь для меня за пивом, решил я, но сегодня, взяв деньги, спустился в буфет и взял ему пива.

Директор студии, полный, грузный сорокалетний узбек не встал, когда я вошел, только кивнул на мое приветствие. Его удивила моя молодость, на съемках для солидности мне накладывали усы. Если он сейчас начнет расспрашивать о моих несуществующих ролях в кино, об аспирантуре, где я не проучился ни одного дня, наш разговор закончится просьбой передать учителю, что его по-прежнему помнят и любят ученики в Узбекистане, и моим отъездом.

Я знал, что директор — режиссер, снял несколько исторических костюмных фильмов, о басмачах не снимал, и о современных хлопкоробах тоже — не протест, но определенная позиция. Только догадываясь об этом, я позволил себе строить свои доказательства почти предельно откровенно. Я хорошо пародировал в студенческих капустниках преподавателей киноинститута, и почти всегда с успехом. Представив Афанасия, я начал медленно, слегка растягивая слова и делая паузы:

— Конечно, кино получится. Получится кино, но кому оно принесет радость?.. Никому.

Директор улыбнулся, узнав знакомые интонации Афанасия.

— Опять приезжают двое умных боевых русских и учат, как жить, неглупых, но наивных узбеков, как ловить преступников. Много раз использованный прием.

Кино интересно смотреть, когда есть на кого смотреть. Американцы умеют считать деньги, но кинозвездам они платят миллионы. Есть ли в фильме звезды в главных ролях? В главных ролях нет, но почему-то очень интересные актеры, почти настоящие звезды заняты в эпизодах. Может быть, есть смысл поменять эти роли? — Я сделал длинную паузу и, уже не пародируя Афанасия, продолжал: — Абдуллаев — очень интересный актер, но в основном слушает московских товарищей и молча записывает их малоинтересные соображения и только к концу фильма приглашает к разработке операции опытнейшего полицейского следователя — актера Горшкова, тоже чрезвычайно интересного актера. Он ведь начинал еще в военных фильмах и запомнился зрителям, но после войны остался в Ташкенте, и его мало использовали в кино.

— В русском драматическом театре он самый известный актер, — сказал директор-режиссер. — На него ходят.

— Я видел его только в одной сцене, — продолжил я, — и смотрел на его игру с обожанием. Надо, чтобы этого бывшего полицейского пригласили в самом начале фильма, и драматическое напряжение сразу возрастет. Московские товарищи ему не верят, подозревают, проверяют.

— Переписывать сценарий? — спросил директор-режиссер.

— Не надо ничего переписывать. Мне нужен толковый редактор, который перенесет часть реплик и ролевых функций от московских сыщиков к узбекским, которые лучше знают местные условия, и к бывшему полицейскому, который знает и дореволюционных бандитов, и послереволюционных. Конечно, и моя актерская роль несколько уменьшится. Я проиграю в деньгах.

— В деньгах вы не проиграете, а второе условие? — спросил директор-режиссер.

— Я предполагаю, что мне заплатят часть постановочного вознаграждения, что будет справедливо. И хотя я не проводил подготовительного периода, мне придется снимать две трети фильма, и опять же будет справедливо, если в титрах я буду стоять как режиссер-сопостановщик.

— Начните снимать, — сказал директор-режиссер. — Надо еще убедиться и вам, и нам, что вы сможете стать режиссером-постановщиком. Группа сложная, у оператора очень непростой характер, но я смотрел первый съемочный материал, очень интересно снято. Оператор почти гениальный, и потому я готов заменить кого угодно, но оператора менять не буду.

Директор-режиссер дал мне понять: если между мною и оператором возникнет конфликт, он будет на стороне оператора.

Он почти сказал, что хороший оператор снимет картину и без режиссера.

Я спал всего два часа. Б о льшую часть ночи мы с редактором писали роль для бывшего полицейского следователя. Адия утром отвезла новые тексты директору студии.

За мною присылали машину, актеры молча смотрели, как я сажусь в директорскую «Волгу», им, по-видимому, сообщили о моем возвышении.

Снимали в павильоне, в котором был выстроен кабинет начальника ташкентской милиции. Я сидел в комнате режиссера, оттягивая время своего появления в павильоне. Я не знал, с какого кадра надо начинать снимать совсем новую сцену. Адия дважды заглядывала ко мне, показывая на часы, я кивал и тянул. Наконец она не выдержала и сказала:

— Пошли. Когда-нибудь все равно придется начинать.

Мы вошли в павильон. Я громко сказал заранее заготовленную фразу:

— Здравствуйте. Начинаем снимать.

И наступила полная тишина. Все смотрели почему-то не на меня, а на оператора.

— А вы, собственно, кто? — спросил оператор.

— С сегодняшнего дня я приказом директора студии назначен режиссером-постановщиком.

Я просил директора студии утром издать приказ и оповестить съемочную группу и актеров о моем назначении.

— Первый раз слышу, — сказал оператор.

— Дайте мне приказ, — сказал я второму режиссеру. — Я лично прочту его для вас.

— У меня нет приказа, — ответил второй режиссер. — Мне что-то говорили, но я не поверил. А почему вы должны снимать? И у меня, и у оператора-постановщика для этого больше оснований, чем у вас.

Значит, они договорились. Мне вдруг захотелось пойти в угол павильона, лечь на сложенный брезент и уснуть. Мне всегда хотелось спать, когда я не знал, что делать дальше.

— Вы можете пойти к директору студии, высказать свои возражения и предложить свои кандидатуры в режиссеры-постановщики. Я думаю, директор отошлет вас обратно и предложит приступить к работе.

— Вы в этом уверены? — спросил оператор.

— Абсолютно, потому что, чтобы вы доказали, что я не могу снимать, я хотя бы должен начать снимать. Поэтому не будем терять время и начнем работу. Репетируем.

Актеры сели за стол заседаний. Я рассказал об изменениях в сценарии. Начальник ташкентской милиции, чтобы не подчеркивать, что он старший и по званию, и по должности, сидел вместе со всеми, а его кресло во главе стола оставалось свободным. В кабинет вошел бывший полицейский следователь. Он должен был сесть за стол заседаний, но ассистент по реквизиту забыл поставить для него стул. Актер, увидев, что для него нет места за столом, сел в кресло начальника уголовного розыска, понял, что совершил ошибку, и отодвинул кресло в сторону.

— Очень хорошо, — сказал я. — Стул забыл поставить ассистент, но могли забыть и милиционеры. Во время съемок вы проделаете то, что сделали сейчас, но сядете за спинами инспекторов: вы ведь не штатный сотрудник, вас пригласили как консультанта. Начали.