Петр Киле - Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

- Да, в столовую. Мне кажется, я уже давным-давно ничего не ела и меня гложет голод, как в блокаду.

Возвращаясь назад, накупили продуктов, прихватили вина - на поминки.

- Будем чай пить, - захлопотала Ольга Михайловна, а затем, улыбнувшись смущенно, сказала: - А мне бы надо и покрепче?

- А ты не будешь плакать? - спросил Владимир довольно строго. В мелких заботах о ней он неприметно перешел на «ты». Ольга Михайловна рассмеялась и сказала, что ей, может быть, лучше будет поплакать, иначе не заснет ночью. Неожиданно она покраснела и застыдилась. Держась рукой за его плечо и пряча голову за его спиной, Ольга проговорила виноватым, по-детски зазвучавшим голосом:

- Ты можешь остаться? С тех пор как ты жил у нас, я не сплю на своей кровати. Она твоя. Иной раз спросонья я думаю, что ты спишь рядом, и улыбаюсь. Вероника, конечно, права, я действительно влюбилась в тебя по уши. Но я и не подозревала, что это так серьезно. Я очень люблю тебя, Володя! И прошу эту ночь провести со мной.

- Я и не думал оставлять тебя одну, - ответил он, сам сильно взволнованный.

Эта была удивительная ночь. Он все боялся слез, истерики... А она рассказывала шепотом, как жила все это время, даже чуть замуж не вышла, так как мужчины стали вдруг обращать на нее внимание... Но заболела тяжело мама, и она поняла, что это конец. Жизни ее тоже конец. Она любила мать и боялась одиночества пуще всего.

- Отчего ж ты не вышла замуж? - спросил он.

- Спрашивает! - отвечала Ольга. - После тебя - замуж? Это бессмыслица.

- Как - после меня?

- После того как я узнала тебя, после того как я полюбила тебя? И откуда ты взялся?!

- И что же во мне особенного?

- А ничего особенного. И все же ты не такой, как все.

- Это достоинство или недостаток?

- Для кого - как... Для Вероники - недостаток, а для меня... достоинство... или нет, и достоинство, и недостаток одновременно.

- О чем все-таки ты говоришь?

- У тебя очень хороший голос, или интонация... Твои слова, даже самые простые, звучат как-то особенно... И невольно вдумываешься, а это всегда настраивает нас, женщин, на определенный лад. Так что влюбиться в тебя очень легко, тем более если ты того хоть чуточку пожелаешь.

- Так было с тобой?

- Нет, - рассмеялась она, - со мной ты держался как с монахиней... или как сын с матерью... Но ты так отзывчив на заботу и ласку, что становишься точно влюбленный... не в кого-то, а вообще. По-моему, это свойство, присущее поэтам... А поэты немножко все не от мира сего.

- Тут начинаются мои недостатки.

- Да! - с восторгом рассмеялась она.

Он пугался самого себя, ему казалось, он совсем измучил ее.

- Как! Еще? Ах, куда ни шло - одна безумная ночь за всю жизнь, на всю жизнь.

- Ты устала, Ольга. Усни.

- Я усну. Сейчас. Ах, хорошо бы, если бы мне уснуть и не проснуться больше.

- Что ты? У нас будут еще безумные ночи.

- Как?!

- Скажи всем, что ты выходишь замуж.

- Это за кого же? Неужели за тебя?

Утром мать Ольги похоронили. Лидия Владимировна была верующая. Подъехав в Большеохтинскому кладбищу, внесли гроб в небольшую деревянную церковь, где кроме родных собрались и любопытные. Владимир впервые и, кажется, последний раз присутствовал на отпевании. Хотя и без особой пышности, все происходило примерно так, как описано у Пушкина в «Пиковой даме». Вероника и ее мать, полнотелая блондинка, все плакали. Ольга Михайловна не отходила от Мостепанова, она держалась за его руку, глядя перед собой невидящими глазами мучительно взволнованной невесты... Даже прощаясь с матерью, целуя ее в мертвые губы, она не проронила ни слова, ни слезинки, лишь пошатнулась и упала бы, если б Владимир не подхватил ее.

Был конец сентября, листья с берез над могилами наполовину облетели; с утра моросил дождь, а теперь вдруг и вроде бы некстати, как нет-нет да и улыбалась Ольга, взглядывая на Мостепанова, показалось солнце, осветив деревья, кресты, мокрые желтые листья на земле и лица людей, точно смущенных светом жизни здесь, среди могил.

За оградой кладбища в те времена простирались с одной стороны огороды и деревеньки, с другой - старинные кирпичные корпуса какого-то завода. Старая рабочая окраина, и кладбище, и действующая церковь - все напоминало о Руси уходящей.

После похорон собрались у родителей Вероники. Впрочем, Ольга Михайловна не стала засиживаться у родных, тем более что те догадались о ее новых отношениях с Владимиром Мостепановым, что почему-то никому не понравилось. Вероника буквально накинулась на нее.

- Послушай, Ольга, - улучив момент, поспешила спросить она, - откуда взялся Мостепанов?

- Ты же знаешь, мама хотела видеть его... Но Володя был на целине и приехал только вчера.

- Но ты с ним держишься так, будто он твой муж или любовник, - сказала Вероника не то что с осуждением, скорее с предостережением.

- Так оно и есть, - Ольга неожиданно улыбнулась с радостным смущением. - Только не надо об этом со мной говорить, хорошо?

- Почему?

- Я же не говорю... с некоторых пор с тобой о Мельсе... Люди вы уже взрослые... И мы с Володей тоже.

- Да кто тебе сказал?! - вскипела Вероника.

- Ты что, не любишь его? - удивилась Ольга Михайловна.

Вероника смешалась и отстала.

Владимир и Ольга отправились пешком по Фонтанке. До Невского там рукой подать. Река струилась и сияла на солнце. До вечера было еще далеко. Деревья Летнего сада ярко горели осенней листвой.

- Какой невыносимо трудный и хороший день! - говорила Ольга. - Это все ты, Володя! Ты не устал? Может, тебе надо к себе? Дела какие-нибудь? Девушка?

В это время они проходили мимо того здания Публички, где занимаются студенты. Две молоденькие девушки, перебежав улицу, оглянулись и окликнули его: «Во-ло-дя? Мосте-па-нов!» - нарочито нежнейшими голосами. Он лишь помахал им рукой.

- Однокурсницы?

- Нет, с младших курсов. Да я и не помню, кто такие.

- Тебя девушки обожают.

- Прежде всего они обожают себя.

- Ты умница, Володя! Эти, кажется, как раз из тех, что обожают прежде всего самих себя.

- Такова и наша Вероника.

- К сожалению... Но как хорошо ты сказал: «наша Вероника»!

- Не захваливай меня - зазнаюсь еще.

- Вряд ли. Куда больше? Ты ведь и так зазнавала.

- Это верно!

На Невском Ольга Михайловна остановилась и уговорила его расстаться: ему надо заниматься своими делами, а она устала, ей нужно отдохнуть. Он послушался, и, кажется, напрасно. Приехав на следующий день, он нашел ее в глубоком обмороке. Врачи констатировали крайнее переутомление при врожденном пороке сердца. Покой, полный покой. И витамины, витамины.

Володя проводил у нее все дни и ночи, даже на занятия не ходил. Ольга была уверена, что именно его присутствие и его заботы о ней предрешили исход болезни, что это он ее спас. В этом ее убеждении было что-то детское. Но она уверяла его всерьез, что жить ей остается недолго, что состариться она не успеет, и это - как ни грустно - для нее лучше всего. Он, конечно, и слушать ее не хотел, но она оказалась права.