Говард Джейкобсон - Вопрос Финклера

Так вышло, что в поезде его попутчиком, сидящим напротив, оказался Альфредо, сын Треслава. Это выяснилось уже позднее и побудило Треслава составить в уме цепочку случайностей, следуя вдоль которой он в конце обнаружил свою вину. Не будь он таким плохим отцом и не разорви он отношения с Альфредо, последний вполне мог бы познакомиться с Либором на каком-нибудь из ужинов у Хепзибы, и тогда Альфредо узнал бы его при встрече в поезде, после чего…

Так что винить следовало Треслава.

Альфредо ехал в Истборн, со смокингом в дорожной сумке. Вечером ему предстояло исполнять „С днем рожденья тебя“ и прочую расхожую дребедень по заказам посетителей лучшего истборнского отеля.

Старикашку, сидевшего напротив него, он сперва принял за азиата. На вид ему было лет сто, не меньше. Альфредо без особого почтения относился к старикам. Такие вещи, вероятно, формируются под влиянием отцов, а своего отца Альфредо не жаловал. Впоследствии на вопрос, не казался ли старик печальным и подавленным, Альфредо повторил, что на вид ему было лет сто — разве может человек в этом возрасте не выглядеть печальным и подавленным? Никаких разговоров со стариком он не вел, только однажды предложил ему мятную жвачку (от которой тот отказался) и спросил, куда он направляется.

— В Истборн, — ответил старик.

— Это понятно, что в Истборн, а там куда? К родственникам или в отель?

Альфредо надеялся, что не в тот самый отель, где ему предстоит играть, поскольку это заведение и без того уже было забито старперами.

— Никуда, — сказал старик.

По прибытии в Истборн старик сел в такси, и тут уже ему пришлось уточнить дальнейший маршрут.

— Блядомес! — сказал он.

— Должно быть, вы про белый мыс? — спросил догадливый таксист. — Бичи-Хэд? [129] Высокий (162 м) меловой утес на южном побережье Англии, близ Истборна; одно из самых популярных в мире мест для самоубийц.

— А я что говорю? Бледномаз!

— Где вас там высадить — может, у паба?

— Блядомес!

Таксист — сам имевший пожилого отца и потому хорошо знавший, какими раздражительными бывают старцы, — выразил готовность подождать Либора на стоянке или дать ему номер своего телефона, чтобы он мог вызвать такси, когда потребуется.

— И еще там ходят автобусы, — добавил таксист.

— Мне это ни к чему, — сказал старик.

— И все же возьмите на всякий случай… — сказал водитель, протягивая ему карточку.

Либор опустил карточку в карман, не взглянув на нее.

Он выпил виски в пабе с темным плиточным полом, сидя за круглым столиком с видом на море. Столик очень походил на тот, за которым когда-то давно он сидел вместе с Малки, приехав в эти места для проверки своей решимости одновременно уйти из жизни. А может, они тогда сидели за соседним столиком, это не столь уж важно, в конце концов. И вид отсюда в тот день был точно такой же: скалистая береговая линия загибалась к западу, море казалось бесцветным, — во всяком случае, оно не имело какого-то определенного цвета, за исключением серебристой полосы вдоль горизонта.

Проглотив еще одну порцию виски, он покинул паб и начал медленно взбираться по склону, покачиваясь под порывами ветра в одном ритме с деревьями и кустами. День был пасмурным, и меловые утесы над морем окрасились в грязновато-серые тона.

Помнится, в тот раз он сказал Малки:

— Чтобы сделать это, потребуется толика отваги.

Малки какое-то время молча обдумывала его слова.

— Лучше будет сделать это в темноте, — сказала она наконец, когда они рука об руку спускались обратно к пабу. — Я дождусь темноты и просто пойду вперед, не останавливаясь.

Он миновал пирамидку из камней — точно такую мог сложить когда-то библейский Иаков или Исаак — и плиту, на которой были вырезаны строки из псалма: „Паче шума вод многих, сильных волн морских, силен в вышних Господь“.

Ему показалось, что число деревянных крестов вокруг уменьшилось по сравнению с его прошлым визитом. А ведь их, по идее, должно становиться все больше. Вероятно, кресты понемногу удаляют, выдержав приличествующую паузу.

Интересно, какая пауза считается приличествующей в таких случаях?

А вот и букетик цветов, привязанный к ограждению из колючей проволоки. С ценником из „Маркса и Спенсера“ [130] Крупнейшая в Британии сеть торговых заведений. — „4 фунта 99 пенсов“. „Эти на памяти не разорятся“, — подумал он.

Место было отнюдь не безлюдным. Подъехавший автобус выгрузил компанию пенсионеров. Люди на мысу выгуливали собак и запускали воздушных змеев. Некоторые провожали его взглядом. Бегущая трусцой парочка поприветствовала его дружным „хелло!“. Но в целом здесь было тихо; ветер сдувал людские голоса с обрыва над морем. В какой-то миг ему послышалось овечье блеяние, а может, это кричали чайки. И он вспомнил свой дом.

Однажды Малки шутливо заметила, что ее любимому потребуется слишком много времени, чтобы долететь с вершины утеса до уровня моря. Но этим словам не суждено было подтвердиться на практике. При всей ее вере в то, что она вышла замуж за человека исключительного, Либор не умел летать и не был непотопляемым. Он камнем устремился вниз, к линии прибоя, — как и любой другой человек, шагнувший за край.

Известие о том, что его сын ехал вместе с Либором в истборнском поезде, Треслав получил от матери Альфредо, который увидел лицо Либора в выпуске теленовостей — „ветеран журналистики бросился с утеса Бичи-Хэд, это уже третье самоубийство здесь с начала месяца“ — и опознал в нем столетнего старца из поезда. Альфредо сказал матери, а та не поленилась связаться с Треславом после того, как прочла в газете имя самоубийцы и вспомнила, что с этим человеком дружил отец ее ребенка.

— Тут случилось одно странное совпадение, — сообщила она тем би-би-сишным голосом, каким обычно рассуждала о „притоке свежих идей“ или о психической ущербности Треслава.

— Какое именно?

— Альфредо и твой друг вместе ехали в поезде.

— Да, это совпадение. Но что в нем такого странного?

— Странно, что два человека из твоего прошлого оказались на соседних сиденьях.

— Либора я не отношу к прошлому.

— Но ты ведь не можешь по-другому, Джулиан. Едва встретив человека, ты уже заносишь его в свое прошлое.

— Да пошла ты! — сказал Треслав и дал отбой.

Так что о смерти Либора он узнал не от нее. Если бы известие дошло до него этим путем — через Альфредо и Джозефину, — он мог бы сгоряча дойти до рукоприкладства. Ему было противно даже слышать их имена одновременно с именем Либора или вспоминать об их существовании в том же мире, в котором жил его старый друг. Наверняка этот поганый мальчишка втянул старика в разговор и наплел ему каких-нибудь гадостей. В этих новых вагонах люди сидят друг напротив друга и поневоле начинают интересоваться попутчиками, а если таковым оказывается одинокий мужчина, едущий в Истборн, это уже наводит на определенные мысли…