Ивлин Во - Пригоршня праха

— Вы ничего не можете требовать, не обращаясь в суд. Вы могли бы найти поверенных, которые посоветуют вам предпринять подобный шаг. Не стану уверять, что я хотел бы стать одним из них. Мистер Ласт будет биться до последнего и, я думаю, при сложившихся обстоятельствах, суд вынесет решение в его пользу. В любом случае это будет затяжное, дорогостоящее и несколько сомнительное судебное дело.

— А, понимаю… ну что ж, раз так, значит так, правда?

— Другого выхода и впрямь нет.

Бренда встала.

Лето было в разгаре, сквозь открытые окна виднелись купающиеся в солнечных лучах сады Линкольнз-инн.

— И еще одно. Не знаете ли вы, то есть не можете ли вы мне сказать, сделал ли мистер Ласт другое завещание?

— К сожалению, я не имею права обсуждать этот вопрос.

— Да, конечно. Извините, если я задала неделикатный вопрос. Я просто хотела знать, на что мне рассчитывать.

Она застыла на полдороге от стола к двери и выглядела совершенно потерянной в своем пестром летнем платье.

— Наверное, я могу вам кое-что сказать, чтоб вы знали, чем руководствоваться. Предполагается, что Хеттон отойдет родственникам мистера Ласта — семье Ричарда Ласта из Принсес-Рисборо. Зная характер и взгляды мистера Ласта, вы могли б предвидеть, что он наверняка завещает состояние вместе с поместьем, чтобы оно содержалось в том виде, который мистер Ласт считает подобающим.

— Да, — сказала Бренда. — Я могла бы и догадаться. Ну что ж, до свиданья.

И она очутилась одна на ярком солнечном свету.

Тони провел весь день один: то и дело он куда-то проваливался и терял ощущение времени. Он немного поспал; раз или два он вставал было из гамака, но ноги у него подкашивались и перед глазами все плыло. Он попытался проглотить что-нибудь из еды, оставленной доктором Мессингером, но безуспешно. Только когда стемнело, он понял, что день прошел. Он зажег фонарь и стал собирать дрова для костра, но сучья падали из рук; каждый раз, когда он нагибался, у него темнело в глазах, так что после нескольких попыток он в сердцах швырнул охапку на землю и залез обратно в гамак. И там, укутавшись в одеяло, заплакал.

Через несколько часов после наступления темноты свет лампы стал тускнеть. Тони с трудом перегнулся через край гамака и потряс ее. Лампу надо было залить. Он знал, где керосин, и пополз туда, сначала держась за веревки гамака, потом за ящики. Он нашел канистру, вынул затычку и стал наливать лампу, но руки у него тряслись, а голова так закружилась, что пришлось закрыть глаза; канистра перевернулась и с тихим журчанием вылилась на землю. Осознав, что случилось, Тони снова заплакал. Он лег в гамак, и через несколько минут свет совсем ослаб, мигнул и погас. От рук и намокшей земли разило керосином. Тони лежал в темноте и плакал.

Перед рассветом лихорадка вернулась, и настырная шайка призраков снова морочила ему голову.

Бренда проснулась в таком подавленном настроении, что хуже некуда. Предыдущий вечер она просидела одна в кино. Она проголодалась — ей не удалось толком поесть, — но у нее не хватило духу пойти одной в ресторан, где подавали поздний ужин. Она купила в ларьке мясной пирог и понесла домой. Выглядел он очень привлекательно, но приступив к еде, она обнаружила, что у нее начисто пропал аппетит. Когда она проснулась, остатки пирога валялись на туалетном столике.

Стоял август, и она осталась в городе одна. Бивер в этот день высаживался в Нью-Йорке. Он послал ей телеграмму с полпути, что путешествие идет прекрасно. Больше она о нем не слышала. Парламент распустили, и Джок Грант-Мензис поехал с ежегодным визитом к своему старшему брату в Шотландию. Марджори и Аллан в последний момент вскочили на яхту лорда Мономарка и теперь в неге и роскоши плавали вдоль берегов Испании, посещая бои быков (они даже попросили ее присмотреть за Джинном). Мать ее жила на Женевском озере в шале, которое ей всегда отдавала на лето леди Энкоридж. Полли была всюду и везде. Даже Дженни Абдул Акбар путешествовала вдоль берегов Балтики.

Бренда развернула газету и прочла статью одного молодого журналиста, в которой сообщалось, что лондонский сезон, как его понимали раньше, отжил свой век: теперь все слишком заняты, чтобы соблюдать довоенные обычаи; теперь не устраивают больших балов, а развлекаются более скромно; теперь август в Лондоне — самое веселое время (он писал одно и то же ежегодно, слегка переставляя слова). Бренду эта статья не утешила.

Вот уже много недель она пыталась не сердиться на Тони за то, как он с ней поступил; но тут она не выдержала и, зарывшись в подушку, зарыдала от обиды на Тони и жалости к себе.

В Бразилии она носила драное ситцевое платье того же фасона, что и Роза. Оно ей, пожалуй, даже шло. Тони долго наблюдал за ней, прежде чем заговорить.

— Почему ты так оделась?

— Тебе не нравится? Я купила это платье у Полли.

— Уж очень оно грязное.

— Ведь Полли много путешествует. А теперь вставай, тебе пора на заседание Совета графства.

— Разве сегодня среда?

— Нет, но в Бразилии другое время; неужели ты не помнишь?

— Я не могу уехать в Пигстэнтон. Я должен остаться здесь, пока не приедет доктор Мессингер. Я болен. Он велел мне лежать спокойно. Он вернется сегодня вечером.

— Но Совет графства прибыл в полном составе. Их привезла на своем самолете лихая блондинка.

Все и впрямь были тут. На председательском месте сидел Реджи Сент-Клауд. Он сказал: «Я требую, чтобы Милли вывели из комитета, у нее дурная репутация».

Тони выдвинул протест.

— У нее есть дочь. Она имеет ничуть не меньше прав заседать здесь, чем леди Кокперс.

— К порядку, — сказал мэр, — я призываю вас, джентльмены, придерживаться обсуждаемой темы. Нам предстоит решить вопрос о расширении Бейтон-Пигстэнтонского шоссе. Поступают жалобы, что автобусам Зеленой Линии небезопасно сворачивать на углу Хеттон-кросс.

— Крысам Зеленой Линии.

— Я сказал: «Крысам Зеленой Линии». Заводным крысам Зеленой Линии. Они нагнали ужас на многих жителей в деревне, и те покинули свои дома.

— Я покинул, — сказал Реджи Сент-Клауд. — Меня выжили из дому заводные зеленые крысы.

— К порядку, — сказала Полли Кокперс. — Вношу предложение, чтобы мистер Ласт обратился к собравшимся с речью.

— Правильно, правильно.

— Дамы и господа, — сказал Тони, — прошу извинить меня: я болен и не могу встать из гамака. Доктор Мессингер оставил твердые распоряжения.

— Винни хочет купаться.

— В Бразилии купаться запрещено. В Бразилии купаться запрещено, — подхватило крик собрание. — В Бразилии купаться запрещено.

— Но вы же съели два завтрака.

— К порядку, — сказал мэр. — Лорд Сент-Клауд предлагает поставить вопрос на голосование.

— Мы должны решить вопрос, следует ли подряд на расширение перекрестка Хеттон-кросс отдать миссис Бивер. Ее смета самая дорогая, зато, насколько я понимаю, она предусматривает постройку обшитой хромированными панелями стены на юге деревни…