Ассия Джебар - Нетерпеливые

Расстались мы на улице, на рассвете. Город был безлюден; мы шагали по улицам, усталые от того, что так мало спали. Салим обнимал меня за плечи рукою, и от этой вольности, которую он впервые допускал на улице, у меня замирало сердце. Я стискивала зубы. Меня знобило. Когда он коротко поцеловал меня в щеку, я состроила улыбку, потом отвернулась и убежала. Я сумела сдержать слезы вовремя, чтобы не пришлось лгать. Он принял бы за обыкновенное огорчение мой страх перед тем, что меня ожидало.

Больше часа я бродила одна по еще спавшим улицам европейского города. Я не знала, что делать: вернуться? Хватит ли у меня храбрости перешагнуть порог дома?.. Но, так или иначе, было еще слишком рано. Следовало дождаться часа, когда Фарида уже точно не застанешь дома.

Я долго шагала бесцельно. Неплохо было бы зайти в какое-нибудь кафе, чтобы отдохнуть, но я не решалась. Я забрела на большой крытый рынок, только что распахнувший двери. Покупательницы были еще редки; из-за прилавков на меня высокомерно взирали смуглые, атлетически сложенные торговцы.

Улицы оживлялись. Город зашевелился, несмотря на то что совсем скоро на него должна была обрушиться жара. Я чувствовала себя опустошенной и сонной. Страх, еще недавно гнездившийся во мне, улетучился. Собравшись с духом, я переступила порог.

К своему удивлению, во дворике я не обнаружила за привычной работой тетю Зухру. Я остановилась. Притихший дом казался брошенным. Словно простоял всю ночь с настежь распахнутыми дверями… Я вошла в комнату Лла Айши. В темном углу под покрывалами, посреди нагромождения подушек, угадывались очертания ее тела.

— Это ты, Далила? — проскрипела она.

— Да… — мне хотелось расспросить ее, но я не знала как. В конце концов под пустым взглядом старухи я рискнула:- Где Зухра?

Этим вопросом я открыла шлюзы для ее жалоб.

— О-о! Сегодня я совсем одна. А вот только что у меня между желудком и горлом снова начал ходить ком — вверх-вниз, вверх-вниз… Я могла бы умереть, и никто бы не…

Я перебила ее:

— А Лелла?

— Ты что, не знаешь? — простонала она.

— Нет, меня тут не было.

— У Зинеб случился выкидыш. Пришлось вызвать врача, и ее отвезли в клинику. А Зухра пошла сообщить ее родителям. Со мной она оставила Тамани…

— Тамани?..

— Да, она пришла вчера, ближе к вечеру… Ах, сколько же нынче суеты вокруг какого-то выкидыша!.. Фарид едва не обезумел от горя… Дети-дары Господа. Фарид и Зинеб еще молодые; Господь даст им других…

Но я уже ушла. Испытывая чуть ли не разочарование от того, что домашним не до меня, я думала о Зинеб. Хорошо зная ее трусливую натуру, я легко представила себе, какой это для нее оказался удар судьбы. И с ожесточением подумала, что выкидыш оставит в ее плоти клеймо поражения. Что ж, это только справедливо. Зинеб — из породы жертв.

На лестнице я столкнулась с Тамани. На ней была маска злобного вызова, какую она носила в худшие свои дни. Я слушала ее молча.

— Ах, вот когда ты возвращаешься домой!.. Вчера ты не захотела моей помощи! Ой, как ты об этом пожалеешь… И уже сегодня!

Она почти прильнула ко мне, коричневое ее лицо кривилось в гримасах. Мне пришлось остановиться.

— Улыбайся, улыбайся, — прошипела она, — скоро заплачешь горючими слезами. Раз не боишься скандала, получай его. Я начала с твоего брата… он спросил, где ты. Не знаю, что ответила ему твоя мачеха, но я не стала молчать. Я подкараулила его у лестницы, вон там, — она указала пальцем, — и сказала: «Когда девушки не сидят дома, честь в опасности». Он не ответил, но он меня слышал… Я ведь предупреждала тебя, что цежу правду по каплям…

Пока Тамани спускалась, спина ее сотрясалась от молчаливого торжествующего смеха. Я не проронила ни слова. Ей меня никогда не достать.

* * *

Я пришла, готовая к буре. А пришлось две недели жить скучной, тягучей жизнью. Зинеб так и не вернулась. В клинике ей поставили диагноз «нервная депрессия». Родители Зинеб всполошились и забрали ее к себе. Женщины еще не знали этой новой болезни. Старухи выговаривали чудное название с недоверием. Фарид последовал за женой.

Шерифа воспользовалась болезнью Зинеб, чтобы прервать свой отдых. Она сумела убедить мужа, что сейчас дома без нее не обойтись: одной Леллы, дескать, не хватит ухаживать за больной, а внизу у Зухры все время отнимает Лла Айша. Так что спустя два дня она прикатила — с Рашидом, без детей. То, что Зинеб дома не оказалось, отнюдь не побудило ее уехать обратно. При всех нас она сухо сказала Рашиду:

— Раз уж я вернулась, то не ехать же туда снова!

— Делай как хочешь! — ответил Рашид и хлопнул дверью.

Шерифа повернулась ко мне:

— А ты? Что ты делаешь дома, когда повсюду начались занятия?.. — И, с ноткой упрека, Лелле:-Мина и все ее товарки уже работают. Чего она ждет?

Лелла нейтральным тоном ответила:

— Фарид решил, что она не будет слушать курс. А к экзаменам можно подготовиться и заочно…

— Вот-вот! — впервые раскипятилась Шерифа. — Вот — вот! Заприте ее! Поломайте ей всю жизнь!

Я остановила этот поток:

— За меня не беспокойся, Шерифа. Моя жизнь будет такой, как я захочу.

Взглянув на меня, Лелла наконец поняла, что прошедшие дни ничего во мне не погасили. Я вовсе не рассчитывала отсидеться. Я просто ждала Фарида.

* * *

Они объявились с наступлением ночи. Зинеб — бледная, как в тот день, когда она впервые переступила порог этого дома. Припухшие от многодневного плача глаза. Фарид — напряженный, с нахмуренными поверх близоруких глаз бровями. Прямой как палка, чтобы показать всем, что в отличие от Зинеб он умеет совладать с горем.

Сначала они остановились внизу. До меня донеслись громкие сетования Лла Айши, исполненные в жалобно — лирическом стиле, который она приберегала для исключительных обстоятельств. Потом Фарид пересек дворик, поздоровался с Лла Фатмой и, прежде чем войти к Си Абдерахману, обменялся с ней несколькими фразами. Поскольку Сиди совершал молитву, Фариду пришлось подождать. Так что у меня было время собраться с мыслями.

Привлеченные голосами, вышли Шерифа и Лелла. Шерифа устремилась к Зинеб с громкими возгласами; их объятия сопровождались бурными проявлениями чувств. За ней подошла Лелла. Новые излияния, на сей раз более сдержанные. Увидев, что они поднимаются, я вошла в свою комнату.

Хотела подготовиться к встрече с Фаридом.

* * *

Ничего не произошло, если не считать того, что Фарид стал еще молчаливей и за столом в его присутствии царила тишина. Я не знала, чем объяснить его мрачность: то ли случившимся с Зинеб, то ли подозрениями, которые он мог питать в отношении меня. Он так и не заговорил со мной. Поздоровались мы сухо, едва разжимая губы. Я ждала, злясь на него за то, что он не спешит расспросить меня. Ведь стрелы, пущенные Тамани, не могли не заронить в его душу сомнение…