Ханс Хенни Янн - Угрино и Инграбания и другие ранние тексты

Уже стемнело, когда Иосиф с животными приблизился к городским воротам. Ставни лавок были закрыты, двери заперты на засов. Он поспешил к крестьянину и изложил ему свое предложение, и тот обрадовался, что в обмен на кобылу получит дом Марии. Они пошли к конюшне, чтобы поставить в стойла других лошадей. Подкинули им соломы и корма, а сами тем временем разговаривали, как разговаривают по вечерам крестьяне: о теплой погоде, и о корове, и о новом жеребце. Слова их были спокойными, движения - тоже. И каждый из них мог без тяжести на сердце подумать, что когда-нибудь перестанет существовать. Иосиф, среди прочего, упомянул и о том, что теперь хочет отправиться в путешествие; говоря это, он перегнулся через подоконник и взглянул на звезды; но они были слишком далеко, его мысли к ним не прилепились, и свои надежды он связывал не с ними.

С делами было покончено, настало время прощаться, и мужчины расстались без лишних слов. Иосиф, насвистывая, быстро шагал по улице. Дома он взял свой рабочий инструмент и прочее, самое необходимое; за вещи же, которые плотник не мог забрать с собой, хозяйка, сдававшая ему комнату, заплатила звонкой монетой. Здесь тоже прощание было легким и заняло всего пару минут.

Немного отойдя от города, Иосиф встретил двух всадников с факелами в руках. Они преградили ему путь и крикнули: пусть, мол, скажет, куда он отвез саркофаг и где сейчас девушка по имени Мария; они поспрашивали людей в округе и уверены: он это должен знать... Иосиф, сообразивший, что всадники посланы королем, ответил: мол, зря они чинят препятствия честному ремесленнику - он сделал лишь то, о чем его попросил заказчик... Саркофаг же, дескать, давно погрузился на морское дно, и Мария, если он верно истолковал ее жесты и слезы, - тоже... После такого объяснения всадники развернули лошадей, спросили еще о месте, где все это случилось, и поскакали в сторону моря... Иосиф порадовался себе: тому, что мысленно посмеялся над слугами короля, которых не любил, ибо они, как и их владыка, отличались жестокостью и часто учиняли насилие.

Но теперь, когда Иосиф шагал по дороге, начинавшейся от ворот города, и его окружала темная непроглядность вещного мира, он задумался о том, чего хотели от Марии посланцы короля. Он чувствовал в себе сильную печаль и тяжесть, ибо подозревал с беспокойством, что имеются некие обстоятельства, напрямую касающиеся его, но ему самому неведомые. Все же он решил, что не будет больше об этом думать и Марии тоже ничего не скажет.

Однако путь был неблизким, тьма вновь и вновь, подступая к дороге, окружала идущего тесным кольцом, поэтому Иосиф тревожился и непрестанно ощупывал свои мысли - так слепые хватаются за предметы, чтобы понять, с чем они столкнулись. Когда измученный плотник добрался наконец до скальных гробниц и ощутил холод ночи так, будто тот вплотную приник к его телу, он нашел привязанную кобылу в одиночестве. Кобыла шевельнулась, когда он подошел, и переступила ногами. На Иосифа же навалилась тоска, он не чувствовал ничего, кроме пустоты: звезды в нем не нуждались, кобыла была сонной, а Мария исчезла. Он много раз звал жену; но ответа не получил. Тогда он стал бродить и обшаривать все вокруг, надеясь наткнуться на какую-то вещь, которая над ним сжалится... Дойдя до склепа Париса, Иосиф находит Марию, которая лежит перед входом, как мертвая. Наклонившись над ней, он чувствует, что она теплая. Он целует ее, и плачет, словно ребенок, и пытается с ней говорить; но, поскольку она не шевелится, относит ее к лошади, сажает на круп и сам вскакивает в седло, скачет вместе с ней прочь...

И он плакал и думал: когда же они сыграют свадьбу...

Вскоре взошло солнце, оно принесло с собой краски, только что вышедшие из рук Бога, принесло блеск и свет и тепло... И когда Иосиф остановил лошадь в маленьком лесу, и спрыгнул на землю, и Марию тоже снял со спины животного, глаза Марии раскрылись, и она воскликнула: «Иосиф!», и задрожала перед ним... И заплакала, ухватившись за него, и попросила, чтобы он ее все-таки не прогонял. Он же погладил ее по волосам, и положил на мягкий мох, и начал радоваться.

И она ему сказала:

- Ты только подумай, Иосиф, что все деревья, и все животные, и все камни, и все люди лишены души и далеки от Бога.

И Иосиф спросил:

- Почему ты так говоришь?

- Потому что им всем предстоит истлеть, разложиться, стать жалкой гнилью. Такого наверняка не могло бы быть, имей они души.

Иосиф промолчал, потому что не знал, что об этом думать, а она через короткое время продолжила:

- Тем не менее, мне кажется, что даже бездушные существа вправе жить и получать удовольствие, пока разложение еще далеко от них и они красуются, как всё новое и молодое, перед еще не бывшим временем, - тогда они все же испытают это упоение, и оно будет как туманная дымка, окутывающая их распад, как улыбка, проглядывающая из-за плохих зубов, или как солнечный свет, подсвечивающий сухие листья. Так наверняка думают все люди, пока живут, потакая своим сладострастным и жестоким желаниям и совершая дурные или хорошие поступки.

- Да, - сказал мужчина, - всем людям предстоит умереть, но мы сейчас не будем об этом думать, мы еще молоды, и ты права: мы должны получить удовольствие и оценить вкус доступных нам радостей.

А дальше он заговорил о том, что теперь, мол, она его жена, и что свадьба представляется ему чем-то очень хорошим, и что разве сейчас не самое время, чтобы они наконец соединились... Она не стала возражать и не противилась, когда он потянул ее дальше в лес и там насладился ею. У нее было странное ощущение пустоты и диковинности происходящего, мужчина же представлялся ей - в сравнении с прежними возлюбленными - крупным самцом, животным... и это ее радовало... Потому что ни о какой душевной любви речи на сей раз не было, вокруг тления все крутилось; но ее радовало, что он обращается с ней так по-мужски и вместе с тем — обдуманно.

Потом они двинулись дальше и, проведя в пути много дней, попали в такое место, где им захотелось остаться; там началась для них череда дней, пустых во всех отношениях, но заполненных плотницкими работами и приготовлением пищи, и ночей, заполненных сном и утехами молодоженов, - время, которое вместило в себя немного заботы о хлебе насущном и прочих таких вещах и немало пота, пролитого при грубой физической работе на заработках. Пройдитесь сами по домам и посмотрите, как люди проживают в счастье и пустоте первый год своего супружества!

Крестьяне не забыли замуровать гробницу Париса... Всадники же, которые с факелами, пылающими красным огнем и разбрасывающими искры, поскакали к морю и долго носились туда и обратно по берегу, так что кони их начали задыхаться, - потому что страх перед королем сидел у каждого на затылке, как чумной бубон, который вот-вот лопнет, - всадники к утру вернулись в королевский замок, но доложить Силерию им было нечего.