Александр Беатов - Время дня: ночь

Он выждал, когда мать затихнет, поднялся, вытащил из-за дивана находку. Предполагая найти много денег, осторожно стал вспарывать ножницами пластиковый пакет.

В свёртке оказались книги — и все одного и того же писателя — Ивана Крестова! Среди них находилась и та самая, которую он только вчера вернул Никанорову, — в той же самой обёртке, из газеты "Труд", сделанной самим Сашей.

Он долго сидел перед пакетом, в недоумении перебирая и рассматривая другие книги.

"Не может такого быть!" — думал Саша про себя. — "Наверное, действительно, у меня что-то не в порядке с мозгами! Как же он решился их спрятать так ненадёжно, под ёлкой? Ведь всё размокло бы! Никакой пластиковый пакет не спасёт! Я-то свои подвесил высоко на дереве. Да и ценность в моих — лишь та, что они — криминальные. А эти-то — западные! Похоже, что он просто решил избавиться от них… Только зачем надо было ехать ночью в лес? И ведь какое совпадение! И как же нам обоим пришла в голову одна и та же мысль, где сделать тайник! Вот кто, оказывается, был ночной лыжник! Наверное, Никаноров тоже знаком с Зюзинским лесом… Значит, тогда, и тайник мой — вовсе не тайник…"

Совпадение было столь ошеломляющим, что Саша не знал, что ему теперь делать с книгами: не отправляться же обратно в Зюзино. А если рассказать обо всём Санитару или Никанорову — как бы не получилось так, что ему не поверят! Вдруг подумают, что он нарочно выследил Владимира…

"Надо же!" — думал он. — "Выходит так, что нельзя даже быть откровенным ни с кем!"

И Саша решил оставить книги у себя.

"Всё равно бы пропали в лесу!" — подумал он в утешение. — "Что же это всё значит с точки зрения Божественного Провидения? Ведь, не могло же это всё быть простым совпадением! Что-то в этом есть! Какой-то смысл или знак?.."

Он походил по комнате взад-вперёд.

"Уж больно он труслив, этот Никаноров, раз не пожалел таких книг! И зачем он потребовал, чтобы я вернул ему одну из них? Может быть, испугался, что если я попадусь, то заложу его?"

Саша взглянул в окно. Погода была пасмурной, без намёков на солнце.

"Такие книги на лыжи старые променял!" — подумал он, продолжая размышлять. — "Ну и поделом! Будут мои! А лыжи куплю новые когда-нибудь…"

Саша развернул как следует свёрток, снял газетную обложку с одной из книг, вырезал ножницами из каждого титульного листа слова: "Издательство YMCA PRESS", поставил все пять томиков на книжную полку, на самом виду.

"Волков бояться — в лес не ходить!" — подумал он и улыбнулся. — "Это не то что когда-то меня спрашивали: "Лес рубят — щепки летят". А может быть… Это и есть как раз "щепки"? Как бы то ни было, если кто теперь скажет, что издание — западное — пусть попробует доказать. Скажу так: буквы — русские, значит и книги — русские. А то, что западные или не-западные — так, ведь, об энтом нигде в энтих книгах не сказано!" — И Саша улыбнулся, представляя дядю Колю.

Из-за боли в боку волей-неволей Николай стал воздерживаться от выпивки. Он дождался прихода весны и был рад, что до сих пор жив. Глядя на весеннюю капель за окном, он чувствовал, тем не менее, что жизнь проходит как-то мимо него. И особенно его мысли угнетал всё ещё висевший у самого его окна змеевик.

"Хоть бы ветром сорвало!" — ворчала его жена, видя в какой соблазн вводит её мужа один вид этого прибора.

Но как его ни раскачивало ветром, змеевик так прочно засел на ветке, что казалось, теперь стал органической частью дерева и скоро должен был пустить почки.

Странное влияние оказывал змеевик на весь уклад жизни семьи Кругловых, да и, пожалуй, других соседей. И хотя Николай почти что теперь не пил, какая-то тоска выедала ему сердце. Однажды он понял, что развеять эту печаль сможет лишь устранение змеевика, ибо один вид его сделался навязчиво-довлеющим: Николай давно поймал себя на том, что каждое утро, как бы ни торопился на Завод, он не забывал проверить: всё ли ещё змеевик висит за окном. И окажись однажды, что змеевика нет, он бы почувствовал будто чего-то лишился…

Дни проходили за днями. И однажды, спустившись с лестницы на первый этаж, Николай остановился, опешив от удивления: в их грязном подъезде, на радиаторе отопления, кто-то оставил настоящую картину-натюрморт, с изображением стола, обставленного бутылками вин, так хорошо известных Николаю.

Он приблизился к натюрморту, попробовал ногтём выступавшие слои масляной краски, начал рассматривать…

Тут был и портвейн "Три Семёрки", и "33-й", и початая "Иверия", рядом с которой находился стакан, с налётом розового цвета на стенках. На столе лежала нераскрытая банка консервов с этикеткой "Завтрак туриста"…

Николай долго рассматривал натюрморт, пытаясь проникнуть мыслью в замысел автора.

"Видать, приспичило, что пил без закуски", — подумал он, переводя взгляд с одной детали на другую.

"И откудова же столько вина?" — продолжал он любоваться полотном. — "Да причём — разного… Ведь ежели б — алкоголик, то купил бы одного сорту, чтоб голова не болела утром… А тут…" — Николай задумался: — "Неужто художники пьют всё подряд?"

Он обратил внимание на солнечные блики, отражавшиеся на стекле другого стакана, не орошённого вином, однако тоже органически вписывавшегося в натюрморт.

"Ишь, ты!" — продолжал созерцать Николай. — "Знать только утро еш-шо… Стало быть опохмелился кто-й-то один. А другой всё еш-шо спит… Видать, хороша была пьянка, если стоко вина осталося! И кто ж такой тот, кто всё еш-шо спит?"

И как бы в ответ на возникший вопрос, дядя Коля увидел ключ, одиноко лежавший рядом с пустым стаканом, на самом краю стола.

Ключ этот почти что сливался с поверхностью стола, несмотря на яркий луч света, отражавшийся в непочатой бутылке "777-го" портвейна.

"Нет!" — сказал себе дядя Коля. — "Видно, что он не спит, а еш-шо ночью ушёл куда-й-то… А может, то был вовсе не он, а она?"

Наверху хлопнула дверь. Дядя Коля заволновался. Не долго думая, он подхватил картину и направился вверх по лестнице.

Поздоровавшись с соседкой, спускавшейся сверху, и загораживая натюрморт своим корпусом, чтобы она не заметила, Круглов тихо проскользнул мимо, остановился у своей квартиры, стал спешно отпирать дверь.

Картину он повесил на доселе пустой стене, специально вбив гвоздь. Долго смотрел, усевшись на стуле.

"Это же надо было суметь поместить сюды столько мысли!" — воскликнул он в голос. — "Видать, художник немало пережил в своей жисти! Токмо почему ж он её выбросил просто так? Неужто допился до ручки?"

От волнения дядя Коля не смог усидеть на месте, поднялся, прошёл на кухню. Там, в окне, находился другой "натюрморт", с названием "Змеевик". И вид спирали, застрявшей на ветке, был ещё более жизнен, чем только что обретённое на лестнице произведение искусства, занявшее почётное место в квартире Круглова. Чувствуя, что двум искусствам не бывать, сам не осознавая того, зачем он делает это, дядя Коля открыл окошко, высунул швабру по направлению к змеевику, и сразу же подцепил его…