Александр Беатов - Время дня: ночь

Поезд стучал колёсами, покрывая километры и Москва становилась всё ближе и ближе, а мысль будто бы отторгалась городом от экзотического хутора всё более и более. И вот, она уже перепрыгнула в Каунас, куда Саша с Людой вчера вернулись от патера на том же автобусе и остановились у одной литовской полячки, старой девы, по имени пани Ванда, адресом которой их снабдил Санитар.

К удивлению Саши в доме пани Ванды проживал Анатолий. Оказывается, он бросил Завод, оставил Соню ради высокой цели: переехав в Каунас, он усиленно готовился для поступления в Рижскую Духовную Семинарию. Его комната, которую пани Ванда сдавала ему бесплатно, была завалена богословской литературой. По-видимому, в Каунасе он нашёл круг единомышленников, и его хозяйка, будучи одной из них, служила ему, чем могла, подобно Марфе.

Люда была очень удивлена тому, что Саша был знаком с Анатолием. На её лице он заметил даже некий знак уважения за это. Ему было немного смешно, что такие внешние обстоятельства могут так сильно воздействовать на людей, как она.

"Что это?" — спрашивал он себя, ворочаясь на полке. — "Знак власти? Восхищение перед тем, что у меня есть какие-то тайные знакомства с людьми, из других городов. Если оказавшись случайно, где-то в Литве, я вдруг встречаю знакомого человека, который живёт чуть ли не на полулегальном положении и готовится стать священником, то, наверное, у меня ещё много подобных связей… Не подобно ли это тому же восхищению перед "запретным плодом", что испытывала она от связи со шведом? Не этим ли самым "тайным" и "неопределённым" восхитился и я, вступив в Орден? Как легко, однако, можно манипулировать людьми, используя случай, иезуитскую мысленную оговорку, двусмысленность, рассчитывая на то, что человек поверит в большее, чем есть на самом деле, привяжется к тебе, станет слушаться, подчиняться, исполнять твою волю…"

Среди литературы у Анатолия оказалась ксерокопия перевода книги Дейла Карнеги, с грифом: "Для внутреннего пользования партийными и руководящими работниками". Книга называлась: "Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей". За ночь Саша прочёл её и для памяти даже сделал выписки тезисов.

А утром проверил один из трюков американца на Людочке.

Обычно, она начинала спорить, когда Саша делал ей какое-либо замечание. А он чувствовал себя вправе делать ей нравоучения, полагая, что в этом-то как раз и заключается его миссия, на которую его послал Санитар в путешествие с неофиткой: учить её: "как надо". К тому же она часто раздражала его своими "нелогичными", как ему казалось, поступками и манерой поведения.

И вот, наутро, он вошёл к ней в комнату, чтобы разбудить, и увидел, что девушка уже проснулась, но лежала в постели и читала Новый Завет.

Он хотел было выдать целую тираду: "Нас ждёт пани Ванда на кухне. Ты же знаешь, что должна придти какая-то девушка, которая поведёт нас на экскурсию по Каунасу. Анатолий тоже уже на кухне. Почему ты ещё в постели? Вставай быстрее!"

Но вспомнив прочитанную книгу Карнеги, он быстро выбрал способ правильного воздействия на свою подопечную…

— Ты знаешь, Люда, — сказал Саша, улыбаясь, впрочем кривой усмешкой — зная, что используя "трюк", поступает не совсем честно — До того, как я встретил Санитара, я был очень не собранным, неряшливым и ленивым. Я всех раздражал. Особенно моих родителей. Но теперь я стараюсь быть более логичным, думать больше о других людях…

Людочка вперилась в Сашку взглядом, не понимая, к чему он клонит.

— Там пани Ванда и Анатолий, на кухне, ждут девушку, которая поведёт нас с тобою на экскурсию в Каунас…

Саша ожидал, что Люда ответит: "Скажи им, чтобы меня не ждали. Я приду позже".

Вместо этого Людочка вскочила с постели, сбросив с себя одеяло, но опомнившись, что оказалась перед своим наставником в одном нижнем белье, схватила назад одеяло и, прикрываясь им, тихо прошептала:

— Я сейчас… Я иду…

Саша вышел из комнаты, потрясённый действием первого пришедшего ему на ум приёма, выхваченного из прочитанной книги.

"Я, ведь, использовал трюк!" — подумал он. — "Это — нехорошо… Ведь я добился цели, того, что хотел. Я подавил право на свободу, применив приём, работающий на подсознательном уровне…"

"Нет… Я больше не буду так поступать с другими…" — подумал он, переворачиваясь на другой бок и подкладывая другой локоть под голову. — "Потому что не хотел бы, чтобы так поступали со мной… Но зато теперь я буду знать, когда другие используют эти трюки в своих целях… И хотя в книге той сказано, будто это — не набор трюков, а "новый и целостный образ жизни и поведения", мне такой стиль поведения неприятен… Не напрягай меня напрасно, — скажу я такому "трюкачу", что начнёт со мной игру по Карнеги, — Я не собираюсь гадать, "целостный" ли то у тебя "новый образ жизни" или тебе просто от меня что-то нужно… А скажи, друг, прямо: что так и что не так… "

Во время завтрака, действительно, пришла молодая красивая девушка, с полной корзиной овощей для пани Ванды, одетая в лёгкое красное платье. Анатолий воспользовался случаем и удалился к своим книгам: времени до предстоящих экзаменов оставалось не очень много. А Саша, в сопровождении двух молодых дам вышел из дому.

Девушку звали тоже Олей!

"Сколько же Олей кругом!" — подумал Саша. — "Только я, упрямый козёл, влюблён в одну…"

И новая Оля чем-то Саше не понравилась. Как ему показалось, несмотря на усталость, она неестественно и постоянно улыбалась, будто бы следовала руководству Карнеги, в котором он призывал: "Улыбайтесь — и вы расположите к себе вашего собеседника". Будто бы через силу, по обязанности, и, наверное, как и Саша в этом путешествии, она выполняла чьё-то поручение, может быть, считая его своим "христианским долгом" — показать двум москвичам-бездельникам свой город.

Оля была русская. Говорила по-русски очень правильно, с литовским акцентом. Её отец был каким-то советским военным должностным лицом. Она родилась в Литве, закончила школу, медицинское училище, недавно поступила работать в госпиталь, где часто дежурила по ночам, познакомилась с верующей молодёжью, сама уверовала, вступила с родителями в конфликт, ушла из дома…

Они доехали на автобусе до центра города.

— Я поведу вас в музей Чюрлёниса! — объявила девушка. — Это мой любимый художник!

И Саша заметил, что улыбка, на её лице, будто, стёрла всю усталость, с которой она пришла в дом пани Ванды.

— "Я поведу тебя в музей, сказала мне сестра," — съехидничала Людочка, процитировав советского поэта, из детского школьного учебника, когда Оля прошла вперёд по тротуару несколько шагов и не могла её услышать.

— А что это за музей? — поинтересовался Саша, догоняя Ольгу и не обращая внимания на Люду.