Александр Беатов - Время дня: ночь

Поезд подъезжает к станции. За окнами всё ещё темно. "Правило" до конца так и не дочитано. Однако, надо выходить…

Оказавшись на перроне, Саша спешит к автобусу, который, будто живой, знает сам, что нужно подождать опаздывающих прихожан, что он должен привести к самой церкви. А может быть то не автобус, а водитель, сердобольный и неиспорченный советской пропагандой, у которого, может быть, мать или бабка ходит в ту же церковь…

Людей набирается довольно много. Среди них уже встречаются знакомые лица прихожан отца… Но каждый погружен в своё… Сейчас, перед исповедью, не хочется ни с кем разговаривать. И зная это, никто не спешит узнавать друг друга.

Пока автобус доезжает до шоссе, быстро светает. Саша выходит на одну остановку раньше. Он знает, как срезать путь: наискось, через деревню, мимо "домика", мимо магазина — прямо к церкви. Почему-то, несмотря на всю его "доброту", автобус у церкви не останавливается: кто-то "впереди-смотрящий" всё продумал заранее, и от остановки до церкви требуется идти минут десять. И хотя Сашке получается идти дольше, по гипотенузе, зато он уже идёт по ней, пока другие ещё едут, и потом будут ещё идти по шоссе, гуськом, друг за другом. Зато он идёт один с той скоростью, с какой хочет идти; зато не нужно вступать в разговоры, терять молитвенного настроя… И хотя у других путь короче — он всё равно их обгонит. Ведь до исповеди остаётся всего два часа! А столько людей встанет в очередь к Отцу! Кто хочет успеть — выходи раньше из-дому. Иначе едва успеешь к Евхаристическому Канону.

Засунув руки в карманы куртки, юноша быстро шагает по тропе, едва проступающей из свежего снега, сдуваемого то и дело порывами ветра. Какая-то фигура двигается следом за ним. Кто это? Кто-то из прихожан, такой же догадливый, как он? Возможно… Но это не имеет сейчас никакого значения. Он идёт быстро, и человек едва успевает за ним, отстаёт, но иногда почти догоняет…

И вот Саша пересекает, наконец, шоссе, видит позади себя вереницу тех, кто вышел из автобуса остановкой позже него, подходит к церкви, поднимается на паперть…

В церкви читают "Часы"… Потрескивают свечи… И в правом приделе, где будет исповедь, выстроилась очередь, человек из пятнадцати. Все, в основном — москвичи. Местные подойдут позже. Их батюшка пропустит без очереди. У них проблемы — другие, простые и короткие… А москвичи сгрудились, ревностно поглядывают друг на друга: "Кто сколько отнимет времени у моего отца? И как много останется мне от его благодати?"..

Местные, старухи или женщины без возраста, несколько мужчин, постепенно заполняют храм. Кто-то покупает свечку, передаёт, и все повторяют одно: "К Празднику" или: "Божией Матери", или просто: "Угоднику". И люди трогают тебя слегка по плечу, повторяют то же напутствие, передают свечу вперёд, к иконам, к Алтарю, провожают её взглядом, будто то была их собственная свечка…. Кто-то усиленно крестится, бьёт поклоны… То местные… Москвичи эту традицию потеряли; перенимают с трудом; стоят столбом, лишь изредка крестятся, будто поневоле. Кто-то прикладывается к иконе "Праздника", что расположена в центре Храма. Вот, кто-то входит сзади, останавливается за Сашкиной спиной. И он догадывается, что это тот, кто следовал за ним. Сашино лицо отходит от холода, он вытаскивает из сумки молитвенник, засовывает в неё шапку, чтобы освободить руки, продолжает чтение "Правила", что прервал в электричке.

Наконец появляется священник, в чёрной рясе. Он легко проходит сквозь расступающуюся массу людей, как-то незаметно успевших наполнить храм в этот ранний воскресный час.

— Дорогие мои, — обращается священник к своей пастве, — Вы пришли в Храм, к этим святым иконам, чтобы приобщиться к благодатным Дарам, которые даёт нам всем Церковь… Только… Только с чистой совестью ли вы приступаете к Таинству Исповеди? К сожалению, я не смогу выслушать каждого… Поэтому сейчас будет общая исповедь. Я буду называть грехи… А потом, вы будете подходить ко мне, и если у вас будет на душе такое, чего не было сказано в общей исповеди, то… будем отпускать и эти грехи… Итак, Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа….

Священник стал говорить Общую Исповедь. Конечно, он делал это уже двадцать с лишним лет. И перечислял все возможные человеческие грехи. И говорил он так, что, хотя то и была Общая Исповедь, но звучала она из его уст для каждого так, будто бы все грехи, в той или иной степени относились к слушавшему их исповеднику. Священник молился и исповедовался за каждого своими устами и брал на себя ответственность в том, чтобы отпустить и освободить каждого от тех пут, в которых разобраться не всякий-то и мог…

Местные подходили для разрешения и спешили на Литургию; москвичи склоняли голову под епитрахилью, предварительно побеседовав с батюшкой каждый, минут по десять, а то и по двадцать. Как Сашка ни торопился бежать по утреннему снегу, оказались более расторопные прихожане, которые ради такого дня вовсе не уезжали в Москву, а ночевали тут, в деревне, и пришли сюда спозаранку, чтобы быть первыми…

— Ну, Сашенька, как у вас дела? — прикрывая от всего мира ладонью, мягко коснувшейся его плеча, начал отец Алексей, когда Саша приблизился к нему.

— Как сказать… Отец Алексей… — Саша потерял было все мысли, что были у него в голове. Но вдруг, успокоившись и сосредоточившись, стал говорить: — Грешен… Всё в том же… Опять… И таблетки пью… Без них не могу никак…

— Ох, прости, Господи! — шепчет отец Алексей, и помедлив секунду, будто за Сашкиной спиной нет ни единого ожидающего своей очереди исповедника, тихо говорит:

— Случалось ли вам когда-нибудь переходить мост и не останавливались ли вы на нём и, глядя в воду, не приходила ли такая мысль: "А что, если сейчас взять и прыгнуть?!" Но вы не прыгали, а спокойно переходили на другую сторону берега и даже не вспоминали потом об этой сумасшедшей мысли. Так ведь?

— Так… — согласился Саша.

— Значит, не всякой мысли, что приходит нам в голову, мы следуем! Ведь, так?

— Да…

— А значит, мысль сама по себе, не является грехом… Другое дело, если мы разрешаем этой безумной мысли овладеть нашим "Я", так что теряем над собою контроль и даже самую свою личность… Что же, значит, давай бросаться с моста в реку?! Нет!..

Священник замолчал. Он мочал чуть ли ни целую минуту.

— Я хочу, чтобы вы забыли о своём грехе… Будто бы его не было вовсе. И чтобы вы спокойно перешли через мост… Представьте: огонь в печи, — продолжал он. — Вы приходите с холода, как сегодня, в тёплый дом, подходите к печи… Огонь греет… Он приносит пользу… Если правильно им пользоваться… Но что случится, если кто-то начнёт вынимать уголья и разбрасывать по полу? Сгорит и дом, и вы вместе с ним!..