Александр Беатов - Время дня: ночь

Кто-то из новобранцев наивно пошутил, предложив изменить порядок на противоположный, за что был грубо одёрнут офицером, с пачкой уже новых повесток в руке, начавшим ими размахивать и едва сдерживаться, чтобы не заматериться.

После резко наступившей тишины шутить юольше никто не осмеливался. И сейчас, офицер, с пачкой повесток в руке, много говоривший о почётном долге службы в рядах доблестной армии и о самоотверженной защите отечества, напомнил Сашке их мастера, не стеснявшегося для красного словца выматериться перед аудиторией из двадцати ремесленников-парней и — двух ремесленниц-девиц. Офицер говорил много, и Саша не запомнил ровным счётом ни йоты, ибо совершенно был уверен, что эта чаша должна миновать его. И если не минует, и каким-то образом он получит новую повестку, уже заранее выписанную ему, то всё равно, хотя он и явится с вещами, он будет игнорировать приказы, косить и прикидываться дураком, так что рано или поздно снова окажется в дурдоме.

Лица допризывников были разными… Тут были и лица неокрепших подростков, "очкариков", с еврейской внешностью, которым придётся нелегко… Были лица пустые и в этой пустоте — безумные, лица потенциальных подонков, готовых исполнить любой приказ. Были — уверенные, с развитым телосложением, готовые на любой отпор ближнему. И таких было большинство…

"Да, такие тоже подготовились к армии", — подумал Сашка. — "А "очкарики" — тоже имеют свои козыри, как я, и, наверное, только ждут удобного момента, когда их выложить… Только много ли у "очкариков" — то козырей? Наверное, нет совсем… Один лишь "козырь" — вера в патриотизм… Надолго ли её хватит?..

И Саша вспомнил о том, как однажды посетил воинскую часть, в Сокольниках…

С детства он увлекался радио… Знакомый его сестры, пытавшийся за нею ухаживать, подарил Сашке книгу "Юный радиолюбитель", руководствуясь которой он начал собирать радиоконструкции. Радиолюбительство стало его страстью, радиодетали — святыней, особенно "загадочные" радиолампы… В районной библиотеке, куда Саша наведывался каждую неделю, чтобы обменять книги, в основном приключенческого характера, он обнаружил полку с технической литературой, а в одной из книг — тайник, в котором кто-то обменивался записками. Одна записка оказалась подробным описанием нелегального средневолнового радиопередатчика. Саша собрал этот радиопередатчик и связался по радио с радиохулиганом. По эфиру договорились о встрече и — встретились… К удивлению обоих оказалось, что радиолюбители живут в одном и том же доме, только что в разных подъездах. Стали дружить. Радиохулигана вскоре запеленговали, судили и конфисковали "до нитки" все радиодетали, что были у него дома. После этого тот "взялся за ум", получил официальное разрешение на работу в эфире через Московский Радиоклуб. По его стопам направился и Саша, а заодно стал посещать классы во Дворце Пионеров на Ленинских Горах по изучению азбуки Морзе, которые вёл один известный бывший полярник. Как только Саше исполнилось шестнадцать, он и сам получил официальное разрешение на работу в эфире. Поскольку он был одним из отличников во Дворце пионеров, его рекомендовали в спортивную сборную группу, которую готовили для выступления на общесоюзных соревнованиях по радиомногоборью. Он ещё учился в ПТУ, когда его по просьбе радиоклуба, освободили от летней практики на Заводе, чтобы он мог участвовать на сборах по подготовке к выступлению на соревнованиях, на которых их сборная юниоров потом заняла третье место, а Сашке после этого открылась прямая дорога служить в армии в спортивной роте "радиомногоборцев", причём не где-нибудь, а в самой Москве, в Сокольниках, куда Сашу как-то и пригласили в качестве экскурсии…

Приехал он в Сокольники, на улицу "Матроской Тишины", где в непосредственной близости с воинской частью и по сей день находится известная тюрьма. Встретил его и провёл через проходную любезный низкорослый офицер, в фуражке, стал водить по казармам по каким-то помещениям и канцеляриям, что-то показывать, рассказывать о распорядке жизни в их военной части, — выполняя приказ того, кто пригласил Сашу через радиоклуб для ознакомления с местом, где ему предстояло служить. Удовлетворив любопытство подростка, офицер уже проводил было его к выходу, но, вдруг, неожиданно забыв о Сашке, остановился над каким-то солдатиком, ползавшим по полу на коленях с мокрой тряпкой, и стал его матерно распекать за то, что тот его не заметил и не отдал чести. Солдатик вскочил, вытянулся в струну, замер… Замер и Сашка, поражённый лицемерием офицера… Контраст был слишком велик: как любезно вежливо тот обращался с Сашей — и каким зверем он обернулся со своим подчинённым…

"Вот оно как!" — подумал Саша, выходя из проходной. — "Это он вежливый со мной, покуда я ещё не в его власти. А как забреют — не миновать расправы за малейшую оплошность".

В тот же самый момент, по дороге от Сокольнической воинской части к метро, юноша и решил, что приложит все усилия, чтобы его миновала "сия чаша", даже, пусть, как бы "блатная" — "московская" — особая — спортивная, заслуженная его победой, хотя и на третьем месте, на всесоюзных соревнованиях…

"Нет! Мне ихнего не надоть!" — подумал Саша, проговаривая про себя мысленно на "деревенском арго", сейчас, после того, как, казалось, уже на самом деле, приложил все усилия для избавления от ига, и, тем не менее, снова оказался в военкомате, где, ещё не ведали о его мытарствах в психбольнице и всё ещё прочили Сокольническую спортроту…

Да, впрочем, не у всех новобранцев чувства были похожи… Большинство испытывало даже приятное волнение от приближающейся неизвестности в перемене их жизни. Допризывники живо реагировали на плоские армейские шутки офицера, всё продолжавшего говорить об армии, не думали о том, что находятся на конвейере, и завтра их место займёт другая сотня ребят, которых будут "околпачивать" теми же красивыми словами… И видимо им так было легче — не думать и не знать.

"Для таких в незнании — спасение", — подумал Саша. — "Как этот офицеришка похож на того, из Сокольников! Неужели армия делает их одинаковыми?"

"Все должны быть одинаковыми!" — вспомнил Саша то, как кричал военрук, в ПТУ, распекая какого-то ремесленника за то, что он был одет не в казённую форму. А Сашка с Игорем, выглянув из-за колонны, завопили тогда протяжно в два голоса: "А-а!" И военрук, забыв о ремесленнике без формы, бросился к ним и начал распекать и их, но Сашка повернулся и пошёл по коридору прочь, не обращая на крики военрука: "Стой, Волгин! Стой! Я мастеру доложу!"

"Да, там можно было издеваться над педагогами, — продолжал рассуждать допризывник. — Тут этого не получится… Тут надо действовать хитрее… Мать… их!.."