Шон О'Фаолейн - Избранное

Янгер! Что это ты? Туману напускаешь? Лирику разводишь? Твое дело математика: складывай, холодно подбивай общую сумму. Плохие романисты и дурные репортеры — братья по духу. Ты помни, что ты бывший журналист. Записывай факты, как ты их установил, факты, и только факты. Ладно, факт тот, что я был женат на К., то бишь на Кристабел Ли. И что А., то бишь Ану, я въявь увидел снова примерно через три месяца после того, как взялся с пинцетом за лживое богоявленное досье; что я снова без памяти влюбился в нее, хотя нам и было по шестьдесят пять лет и ей предстояло медленно стареть, а мне быстро молодеть. Я услышал от нее о себе много всякого — правды, когда ей было невдомек, что она приоткрывает завесу времени; полуправды и полулжи, когда ей думалось, будто приоткрывает. Меня это донимало, но духом я не пал. А изыскания стали одержимостью. От фотографий и дневников я обратился к корешкам старых чековых книжек, газетным вырезкам, надписям на коробочках из-под лекарств, врачебным предписаниям, обтрепанным распискам. Большей частью все это барахло оказалось моим собственным, равно как мелкое имущество, которое и самый непоседливый холостяк таскает за собой с квартиры на квартиру, — книги, пластинки, даже обрамленные фотографии. Все остальное, вся обстановка вплоть до половичка и мусорной корзины, принадлежало моему брату; он же был владельцем дома и садового участка, Им купленных и записанных на него и жену.

Обшаривая дом в поисках улик прошлого, я с торжеством обнаруживал старую наклейку, порыжелую и свернувшуюся на обороте фотографии парусной шлюпки (моей?), обрамленной в Колчестере; веселился, когда в кармане смокинга, явно с моего плеча, нашелся гардеробный номерок стокпортского отеля; радостно подмигивал отпечатанному приглашению на ежегодный бал Национального союза журналистов, то есть, попросту говоря, на пьянку, в Шеффилде; почти узнавал договор о найме квартиры в Лидсе; смеялся расписке за три мешка угля, доставленные на дом в Хайгейте, Лондон.

Через две недели, с помощью дневников и бумажного хлама, мне удалось установить мой предположительный жизненный маршрут из деревни Каслтаунрош в городок Корк («Ивнинг эко»), оттуда в Дублин («Ивнинг мейл», теперь не существует), Колчестер («Ивнинг газетт»), Лидс («Йоркшир пост»), Манчестер (прежняя «Манчестер гардиан») и, наконец, в Лондон («Дейли мейл»). Там след исчезал и после войны не возобновлялся. Однако же, раз боги в 1965-м все еще называли меня «журналистом», я, должно быть, сотрудничал в газетах внештатно.

Так в путь же! Разве что Олимп, в отместку за мои дерзостные попытки обойти ограничения памяти, мне воспрепятствует? Сперва я так и подумал, позвонивши в банк, чтобы выяснить, сколько у меня на текущем счете, и узнав, что я располагаю 15 фунтами и 11 шиллингами. В надежде на какой-нибудь чек невесть откуда я перерыл груду писем, проспектов, счетов и реклам, скопившуюся на половичке у дверей. В основном это были счета — за электричество, телефон, газ. Любопытно, что больше всего с меня причиталось за спиртное. (Не знаю уж, чем я питался, пока перебирал, просеивал, перетряхивал и перекапывал, но виноторговец известил меня, что бренди я выпил преизрядное количество.) Видимо, боги злорадно ухмылялись.

С тех пор мне не раз случалось думать, что я их недооценил. Ведь мы с ними соучастники одного поиска? Что такое вся эта затея с «жизнью, прожитой заново», как не поиск: неизъяснимое стремление обнажить составные пласты нынешнего бытия, раскопав бытие прежнее. Пока я не переродился, я был незавершен, потому что еще жил. Теперь же, мертвый и живой одновременно, я стал подобен заманчивому зеленому участку с холмами и ложбинами, который мне, как и всякому археологу, надлежит разрыть, вооружившись лопатой, совком, черпаком, скальпелем и зубной щеткой-обметалкой. Припоминаю каламбурную фразу учителя французского, объяснявшего, что такое омонимы; я заучил ее на школьной скамье, а теперь вижу в ней подвох. Je suis que je suis, je ne suis pas ce que je suis… и т. д. (Я тот, кто я есть (за кем следую), а не тот, за кем следую (кто я есть)…) Нет, я есть тот, кто следует за собой. Я повествую о своих раскопках.

Но денег-то на раскопки не было! Я расшвыривал ногой по передней письма и проспекты, и в это время грянул телефон. Тонкий женский голос ласково произнес:

— Это мистер Янгер? С вами говорят из конторы поверенного Бейли-Бодайбери. Будьте добры, подождите у телефона, мистер Харольд Бейли-Бодайбери сейчас возьмет трубку.

Заговорил мужчина, звучно и авторитетно.

— Мистер Янгер? Говорит Харольд Бейли-Бодайбери. Приветствую вас. Прежде всего позвольте выразить вам глубочайшее соболезнование по поводу постигшей вас утраты. Мне порекомендовал связаться с вами мистер Рубинштейн из агентства «Богнет, Хикс, Скрип и Рубинштейн», Бедфорд-роу, Лондон, WC — 1. Он предположил, что поскольку вы перебрались на жительство в Дублин, то вы, вероятно, сочтете более удобным вести свои дела здесь, в Ирландии, а не «на том берегу», как еще выражаются некоторые ирландцы старой закваски — ха-ха! Ну, это, разумеется, целиком на ваше усмотрение, однако уже в данный момент желательно, чтобы вы подписали ряд документов и вступили во владение известной денежной суммой, оставленной вам согласно завещанию вашего покойного брата.

Денежной? Мой брат? Сколько?

— Завещание вашего брата Джеймса Янгера, погибшего вместе со своей супругой Бриджет Янгер в той прискорбной американской авиакатастрофе, официально утверждено, не будучи никем опротестовано. Страховая компания также произвела выплату. Таким образом, вы являетесь единственным наследником состояния, которое, после оплаты всех расходов, включая налоги, нотариальные издержки и т. п., насчитывает 75 543 фунта 3 шиллинга. Если у вас нет возражений и вы согласны встретиться со мной, то заезжайте в любое удобное для нас обоих время. Формальности отнимут у нас буквально несколько минут, и я вручу вам чек на всю сумму. Ах, да! Мистер Рубинштейн также переправил мне ваш паспорт…

— Мой паспорт? Да вот же он передо мной.

— Этого не может быть, он здесь, передо мной. Роберт Бернард Янгер. Журналист, родился в графстве Корк 17-го третьего 1900 и т. д. Иного удостоверения личности вам не понадобится. Тут у нас еще контракт, переуступка и договор об аренде особняка на Росмин-парк, ваш брат Джеймс Джозеф все полностью оплатил перед своей злосчастной поездкой в Соединенные Штаты…

Голос объяснял и объяснял, хотя я уже давно перестал слушать. «Ваш брат… ваш паспорт… Роберт Бернард Янгер». Когда я толком пришел в себя, оказалось, что пол весь усеян растоптанными, изорванными, скомканными бумажками, фотографиями, дневниками, документами, а я, пыхтя и чертыхаясь среди этого кавардака, расшвыриваю их ногами. Я остановился и перевел дыхание. Мой взгляд упал на большой черновой блокнот подле ножки кресла. Видны были какие-то цифры, написанные моей рукой. Я наклонился посмотреть.