Валентин Черных - Женская собственность. Сборник

У меня есть подруга, я с нею два года в комнате общежития жила. Она еще в институте первую сотню разменяла.

— В каком смысле?

— В прямом. Она с сотней мужиков переспала, и мы это событие отметили. А этим летом она позвонила и собрала подруг, чтобы отметить вторую сотню.

— У нее было две сотни любовников?

— Не так и много, у некоторых, говорят, больше.

— Она работает учительницей?

— Она работает переводчицей в «Интуристе». Возит иностранцев по стране. В каждой поездке она отстреливает не меньше двух, а поездка — не больше недели, и то если в Среднюю Азию, а если по Золотому кольцу: Суздаль, Владимир, Ростов Великий, то всего три дня. Она вышла замуж за бельгийца и уезжала в Бельгию. Юная, нежная, заботливая блядь.

У меня было трое мужчин — два законных мужа и третий незаконный.

— Уже здесь? — спросил он.

— Да, здесь, — подтвердила она. — Это ты. И меня все осуждают за легкомысленность поведения. А я просто доверчивая дура.

От откровенности и выпитого вина она раскраснелась, ей было жарко, она сняла шерстяную кофту и осталась в одной шелковой блузке. Лифчик она носила, только когда ходила в школу, чтобы не смущать старшеклассников, они отвлекались от уроков, рассматривая ее самую большую грудь в классе, полный четвертый размер, как говорила она, школьницы выше третьего не дотягивали.

Надо было отвечать что-то, а что — он не знал, поэтому обнял ее и стал расстегивать пуговицы на блузке. Она этот жест поняла как прощение, почти мгновенно сбросила блузку, стянула вместе с трусиками брюки. Такой неистовой он ее никогда не знал. Он устал, но она находила какие-то точки, нажимала на них, она была сверху и медленно двигалась, а он будто плыл в теплой приятной воде. Когда она уставала, то ложилась на бок, он прижимался к ее спине и тоже не торопился, как будто это была игра. Иногда выигрывал он, она не выдерживала, срывалась, не отпускала его, и он чувствовал, как она толчками выталкивала из себя накопившуюся страсть. Ему хотелось растянуть наслаждение, но у нее были другие установки, если очень хочется, получай все сразу. И она уже не отпускала его, и все его попытки хотя бы на несколько секунд выйти из нее пресекались, ее ноги смыкались на его спине, он понимал, что борьба бессмысленна, и уступал. Когда она кричала, почти не сдерживаясь, он закрывал ей рот ладонью, в коттедже были очень тонкие перегородки, а во второй половине жила семья зоотехников: он — главный зоотехник, она — просто зоотехник. Он был старше своей жены лет на двадцать. Как-то после ночи, когда Лида была у него, он встретил утром жену зоотехника Ванду, зоотехник вывез ее из Западной Белоруссии. Они одновременно вышли из дома. Открывая калитку, он пропустил ее вперед, она буквально на секунду прижалась к нему и сказала шепотом:

— Пусть она не кричит, потом я не могу заснуть до утра!

Он, наверное, впервые посмотрел внимательно на жену зоотехника. Было ей совсем немного за тридцать, стандартного роста — метр шестьдесят, сорок восьмой размер одежды. Такой стандарт нравится всем мужчинам, это естественный стандарт для женщины — не маленькая и не большая, подходящая для любого мужчины, на таких обращают внимание и мужики гренадерского роста, и почти карлики. А по волосам с рыжиной можно было предположить, что у нее нежная кожа.

Коттедж с участком для двух огородов был обнесен забором, но калитка с воротами в заборе была одна, а входы на противоположных сторонах коттеджа. Кто бы к кому ни заходил, все приходящие просматривались из других коттеджей, потому что яблоневые деревья, которые посадили в прошлом году, могли закрыть обзор только лет через десять.

В коттедже был общий утепленный коридор, разгороженный дощатой стенкой, но чердак не разгораживали, просто поделили чердачную площадь старыми стульями, этажеркой и деревянными лавками.

Однажды, выйдя в коридор, он услышал пение Ванды на чердаке, вероятно, она развешивала белье для просушки.

— Ванда, — спросил он. — Кричать будем?

Она замолчала, то ли не расслышала, то ли не поняла вопроса, а может быть, не могла сразу придумать ответа, и тогда он повторил вопрос:

— Кричать будем?

— Будем, — ответила она.

Он приставил лестницу, взобрался на чердак, перешагнул скамейку и встал перед нею. Она смотрела на него, он чувствовал ее неуверенность и, зная, что в таких ситуациях женщине надо помогать, спросил:

— Я с утра чувствовал запах борща. Угостишь?

— Так и быть, угощу, — согласилась Ванда.

Он помог ей доразвесить белье на веревках, она спускалась первой, и он отметил солидную крепкую лестницу, и мебель в доме была солидная, сделанная на заказ каким-то деревенским столяром из настоящего дерева, а не из прессованных опилок. На кухне она включила электрическую плиту и поставила разогревать кастрюлю с борщом.

— Потом, — сказал он и обнял ее.

Он уже представил, как они будут лежать на широкой супружеской постели, но она достала из шифоньера свежие простыни, постелила их на диване, а сверху бросила мохеровый плед. Потом, имея романы с замужними женщинами, он вывел даже некоторую закономерность: наверное, не ложась с другим мужчиной на семейную постель, женщина вроде бы и не изменяла или изменяла не полностью. Он так к этому привык, что, когда одна из его замужних любовниц легла с ним в свою супружескую кровать, он ее не то чтобы осудил, но стал относиться к ней с некоторым пренебрежением — мужу, конечно, можно изменять, но посягать на его сексуальную территорию совсем не обязательно.

Когда они вместе ели борщ, Ванда спросила:

— Ты чего на ней не женишься?

— Тебя это волнует? — спросил он.

— Это волнует всю деревню и весь совхоз.

— И что говорят?

— Некоторые тебя одобряют, а некоторые очень не одобряют.

— А что говорят те, которые одобряют?

— Что директор тебя хотел купить за половину коттеджа. Мол, вот тебе половину коттеджа, а ты женись на моей племяннице. Ты вселился в коттедж, а на племяннице не женился, в общем, и директору, и всем фигу показал.

— А что говорят те, которые не одобряют?

— Что за все надо платить. Если в коттедж вселился, то женись.

— Вообще-то на поселение в коттеджи имеют право две категории работников: ударники труда и главные специалисты. А я подхожу под обе эти категории: и работник хороший, и главный специалист. А ты сама относишься к тем, кто одобряет или не одобряет?

— Я к тем, кто не одобряет.

— Почему?

— А потому, что если спишь с девкой, так женись. А если не собираешься жениться, так не пудри ей мозги. Уйди, чтобы она могла найти другого.

— А я и ушел. Я в дом учителей не хожу, она сама ко мне приходит.

— Но ты ей сказал, что на ней не собираешься жениться?