Валентин Черных - Женская собственность. Сборник

Рядом с райкомом была больница. В скверике рядом с больницей курили молодые женщины в белых халатах. Наверное, главный врач запретил курить в помещениях больницы.

Он выделил темноволосую без белой шапочки молодую женщину. Полы коротковатого халата не прикрывали округлых коленок. Смуглостью она напоминала Марину. Если он решит переехать в этот городок, то отдаст предпочтение этой женщине, если она не замужем. Наверное, он мог бы жениться на каждой из сидящих в скверике женщин. Ни одна из них не была старше двадцати пяти — или опытные медсестры, или молодые врачи.

И на этой худенькой, гибкой, с хорошо развитой грудью, и на этой маленькой, то ли девочка, то ли женщина, но взгляд женский, вязкий, осмотрела его внимательно, без смущения. Как инженера, его не устраивало такое несовершенство метода выбора жены. Для определенного мужчины должна быть определенная женщина. Для службы в армии медики выделили определенные параметры: для летчиков, моряков надводного и моряков подводного флота, для десантников и спецназа.

В нормальной жизни получалось, что для женщины все мужчины взаимозаменяемы, как и для мужчины все женщины. Но взаимозаменяемость должна быть точно просчитана и обоснована, ведь все двигатели разных фирм разные: большей или меньшей мощности, разные по размерам, и агрегаты одного не подходят к другому, если двигатель не одной и той же модели и автозавода. Это чисто физическое и механическое несоответствие. Но есть и психологическое несоответствие. Прежде чем космонавты окажутся на орбите, психологи иногда годами выясняют их психологическую совместимость, хотя им придется находиться в одном помещении не больше полугода. Но когда мужчина и женщина объединяются в семью, они объединяются на всю жизнь, на десятки лет. И никто не проверяет их на психологическую совместимость. Государство готовит инженеров, чтобы они разбирались в машинах, тракторах и вообще во всех механизмах, готовит зоотехников и ветеринаров, чтобы лучше содержать и лечить скотину, но никто не думает о миллионах молодых мужчин и женщин, которые каждый год соединяются в семьи, и каждая третья семья через год распадается.

Женщина, похожая на Марину, посмотрела на него. Может быть, брюнеткам нравятся блондины, поэтому она и посмотрела на него.

Он улыбнулся и поднял руку. Она тоже улыбнулась. Может быть, сейчас пытается вспомнить, откуда его знает, то ли пациент, то ли учились вместе в школе. А может быть, она хорошо воспитанная девушка и всегда улыбается, если улыбаются ей.

Если он начнет работать в райкоме партии, они встретятся обязательно: в магазине, на рынке, в кинотеатре. И он заговорит. Если она не замужем, а ей пора замуж, к двадцати пяти они все хотят замуж, потому что рожать лучше до тридцати, она согласится на его предложение поехать в один из московских театров, билеты он купит заранее, лучше на премьерный спектакль. А почему бы не поехать, если тебя отвезут и привезут на машине. Конечно, она соберет о нем главную информацию: женат или холост, где работает. В райкоме партии? Это надежно и серьезно. В партийных органах любовницы не поощряются.

Потом они, конечно, встретятся у него или у нее, и он останется у нее, или она у него, и, конечно, переспят. Потом они будут оставаться друг у друга раза три в неделю, а в субботу и воскресенье обязательно.

Тогда на скамейке в сквере он просчитал всю свою жизнь. Через два года он уйдет из райкома на учебу в академию общественных наук, в которой готовят профессиональных партийных работников. Через три года защитит диссертацию, и его направят в один из обкомов партии заведовать отделом, потом он станет одним из секретарей обкомов.

Его мечта жить в Москве при таком раскладе вряд ли осуществится, потому что попасть в Центральный Комитет — это все равно что выиграть очень крупную сумму в лотерею. Но из обкома он может попасть в министерство сельского хозяйства или в другую союзную организацию, а в какую — тогда он не мог придумать.

Он изучил правила, по которым собирался жить, правила еще не менялись, но все ждали перемен. За три года умерли три генеральных секретаря: Брежнев, Андропов, Черненко. Старики будто старались жить из последних сил, чтобы хоть на год оказаться на вершине власти. И больше года не выдерживали, власть укорачивала им жизнь. Тихой и спокойной жизнью пенсионеров, возможно, они прожили бы еще несколько лет, но активизация, даже при всех ограничениях, сжигала их.

Когда избрали Горбачева, самого молодого из Политбюро, ему было пятьдесят четыре года, Ленин в его возрасте уже умер, а в последние годы жизни считался стариком.

Горбачев происходил из деревни, и он, тоже деревенский, внимательно анализировал действия нового Генерального секретаря, бойкого и говорливого. Такие говорливые в деревне мало чего умели, при первой возможности уезжали из деревни на разные курсы, если не поступали в институты и техникумы, с радостью шли работать в райкомы комсомола, а потом передвигались по кругу должностей: из райкома в райисполком или, наоборот, из райисполкома в райком, а когда становились старше и спивались, их перемещали в райпотребсоюз, в общество содействия армии и флоту, в милицию, в коммунальные службы.

Новый генеральный секретарь прошел по всем ступеням политической лестницы: секретарь горкома комсомола, секретарь обкома комсомола, секретарь горкома партии, секретарь обкома партии, заведующий отделом в ЦК партии, секретарь ЦК, член Политбюро, Генеральный секретарь партии.

Он не верил в нового Генерального секретаря. Деревенские, если на них давили, всегда прогибались перед городскими. Настораживало его и то, что новый секретарь много говорил. Говорящие, как лающие собаки, не страшны, страшен молчащий, потому что неизвестно, что он сделает при следующем движении.

Телевидение транслировало заседания съездов народных депутатов. Заседание транслировалось ночью в записи. Как-то он вышел из коттеджа и увидел, что в домах светятся окна. Деревенские, как и он, пытались понять, к чему приведут все эти споры. Депутаты требовали отменить пятую статью Конституции о руководящей роли Коммунистической партии.

— А что будет, если отменят? — спросил он Татьяну.

— Все вздохнут с облегчением. Не надо будет выполнять решения нескольких идиотов только потому, что они объединились.

— Их не несколько, а восемнадцать миллионов, — не согласился он. — И они всюду. От жилищно-коммунальной конторы до ЦК партии — всюду есть первичные партийные организации.

— А почему ты говоришь «их», а не «нас», ты же член этой партии!

— Поправляюсь. Нас восемнадцать миллионов.

— На самом деле этой бандой руководят несколько сотен партийных функционеров. Они воры в законе, остальные — шестерки, совсем как в лагере. Как только эта банда перестанет решать, кого назначать, кого снимать, кого наказывать, а кого миловать, из нее эти миллионы выйдут. А зачем в ней быть, если не потребуется ее рекомендаций. Если ты хороший работник, то тебя назначат главным механиком и без рекомендации парткома. А учитывая, что эта самая партия была во главе всех репрессий, когда миллионы людей погибли в концлагерях, состоять в этой партии будет стыдно.