Валентин Черных - Женская собственность. Сборник

В газете было написано, что погибли все сто тридцать четыре пассажира. Теща вырезала это сообщение из газеты «Известия» и прикрепила над нашей с Линдой фотографией, мне пришлось забраться на стол, чтобы прочитать.

Еще я помню теплую ночь, хотя наступил октябрь, и мы, все сто тридцать четыре пассажира, по шесть в ряд, как сидели в креслах, полетели обратно. Я не чувствовал крыльев, вряд ли были и двигатели, куда прикрепишь двигатели к душе, у которой тело меньше, чем у бабочки, но назад мы летели почему-то быстрее, потому что стюардесса через каждые пять-семь минут сообщала: прошли Варшаву, Минск, Смоленск.

— Я тебя люблю, — сказала мне Линда.

— Я тебя тоже люблю, — сказал я Линде.

— Что значит тоже? — тут же возмутилась Линда. — Говори быстрее, как ты меня любишь, скоро посадка в Москве.

— Я очень люблю с тобой спать, — начал я.

— Я тоже, — ответила мне Линда. — Особенно в новых местах. Я так мечтала, что мы сразу после прилета завалимся на широкую постель в гостинице.

— Не огорчайся, — утешил я. — В Москве перед отлетом ты мне очень хорошо дала.

— Правда? — обрадовалась Линда. Она всегда радовалась, когда ее хвалили.

И вдруг все закончилось, стало сразу темно, будто оборвалась пленка в видеокассете. Но не только темно, но и тепло. Я спал в мягких тряпках, среди них попадались даже шелковые. Мое нынешнее детство оказалось таким же коротким, как и прошлое. Запомнилось всего несколько моментов. Я сижу на солнце среди странных зеленых деревьев, как я потом понял, это была нормальная зеленая трава. Я ем кусок сала. Кусок огромный, с меня ростом. С таким мне не справиться, но мне не хочется его показывать своим братьям и сестрам, агрессивным и быстрым. Они не ходят, а перебегают, не едят, а жрут, отрывая куски. Они, как и я, всегда голодные, и у них при запахе пищи пропадает инстинкт самосохранения.

Я ничего не вспоминал, пока был маленьким крысенком, считая свою прошлую жизнь сном, потому что днем я спал, а вечерами вместе со взрослыми крысами выходил на добывание еды, а во время поисков было не до воспоминаний.

Все эпизоды из снов соединились в мою прошлую жизнь, когда я впервые днем выскочил из вентиляционной трубы, плюхнулся на асфальтовую дорожку, метнулся в заросли кустов на берегу пруда, затаился и увидел дом в полную величину со знакомыми машинами у подъезда. Только не было моей машины, да и откуда ей быть, мать машину не водила и, по-видимому, поставила в гараж. Я вдруг понял даже не трагичность, а нелепость своей ситуации, моя душа переселилась в тело крысы, я думал и все понимал, как человек; другие крысы, наверное, тоже все понимали, но их прошлая жизнь прошла в других местах, они не могли соединить свое прошлое с настоящим, как соединил я. Где-то там, где распределяют души, произошла накладка, вместо того чтобы оказаться в продовольственном складе в Воронеже или подвале колбасного цеха в Таллине, я попал на Икшу, в дом, где прошло мое детство, я знал почти всех жильцов.

Я с детства запомнил, как мимо нашего дома проплывали прогулочные теплоходы.

И когда показывался наш дом, музыка из судовых репродукторов замолкала и экскурсовод торжественно объявлял, что в этом доме живут знаменитые актеры: Иннокентий Смоктуновский, Алла Демидова, Николай Крючков, Инна Чурикова. Моя мать тоже актриса, но не знаменитая, и ее экскурсовод с теплохода никогда не упоминал.

Я вырос, закончил институт и женился на Линде, обрусевшей немке. Ее отец, немец из Казахстана, вернулся на свою историческую родину, Линда осталась со своей матерью Марьей Ивановной и стала моей женой.

За полгода я превратился в довольно крупного самца. Я еще побаивался вожака-полковника, но знал, что наше столкновение неизбежно и я стану вожаком, потому что у меня есть преимущества, каких нет у других. Я знал обо всех опасностях, местах, где разбрасывают крысиный яд, где установлены крысоловки, в каких квартирах наибольший запас продуктов, а в какие нет смысла прорываться. Из всех крыс подвала я единственный оказался местным, все остальные пришлые. Пятеро из Ставрополя, их тела погибли при столкновении автобуса и тепловоза на железнодорожном переезде, два тупых охранника, которых расстреляли в бандитской разборке в Балашихе, две молодые наркоманки — передозировка наркотиков, алкоголичка, которая сгорела от непотушенной сигареты в собственной постели, молодая балерина, что погибла в автокатастрофе. Один из охранников был в недавнем прошлом боксером тяжелого веса, душа которого переселилась в самца очень средних размеров. В первой же драке с полковником он с перекушенной лапой едва убежал и теперь прихрамывал и стал трусливым и осторожным.

Взрослые крысы иногда вспоминали случаи из своей прошлой жизни. Вожак-полковник часто рассказывал, как он воевал в Афганистане и Чечне. У нас особый язык, как будто записанную пленку прокручивают с ускорением в тысячу раз и самый длинный рассказ умещается в несколько писков.

У вожака есть почти человеческое прозвище — кабан, он мощный и агрессивный.

— Он тупой, — сказал мне молодой самец по кличке прапор. Он служил вместе с кабаном в Чечне. — Нам устроили засаду. В ущелье подбили передний и задний танки. И закупорили. Надо было прорываться вперед или назад, а кабан приказал нам занять круговую оборону, нас и перебили.

— Здесь много ваших?

Я тогда собирал информацию.

— Только кабан и я, — ответил прапор. — Совсем непонятно, как там, наверху, распределяют наши души? Я всегда ненавидел крыс. Я их уничтожал всегда и везде и ядом, и крысоловками, а ночами я брал снайперскую винтовку с прицелом ночного видения и глушителем, устраивал засады. Иногда за ночь я убивал до десяти крыс.

И только теперь я понял, почему мою душу поместили в тело крысы. Я тоже ненавидел крыс. Ненавидел их гладкие быстрые тушки. И тоже устраивал засады. Над моей лоджией на первом этаже было вентиляционное отверстие, через которое крысы выходили из подвала. Я купил пневматическую винтовку с оптическим прицелом, занимал позицию в торце дома и, как только крыса показывалась, стрелял. Свинцовый шарик прошивал крысу, но эти твари оказались очень живучими, комендант иногда находил мертвых крыс с несколькими зарубцевавшимися шрамами от входных и выходных ранений. Через полгода крысы перестали пользоваться этим вентиляционным выходом.

И только тогда я понял, что душу человека помещают в ту тварь неразумную, которую он ненавидел и разумно уничтожал. Наверное, души охотников помещали в кабанов, лисиц, зайцев. Души трусливых и брезгливых женщин в змей, лягушек и ящериц. Линда не любила кошек и собак, считала, что они все покрыты лишаем и заполнены глистами. Вероятно, ее душу поместили в кошку или собаку.