Пол Боулз - Замерзшие поля

— Ах, нет! В Ратленде даже распутицы не бывает!

Внезапно мать Дональда одновременно швырнула салфетку на стол и гневно оттолкнула стул. Вскочила и выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь. Никто не произнес ни слова. Дональд замер, не решаясь поднять глаза, не смея даже дышать. Затем понял, что отец тоже встал и идет к двери.

— Оставь ее в покое, Оуэн, — сказала бабушка.

— А ты не суйся, — ответил отец. Ступеньки скрипели, пока он поднимался. Все молчали, только бабушка попыталась встать.

— Я иду наверх, — объявила она.

— Бога ради, Эбби, сиди спокойно, — сказал ей дедушка. Бабушка откашлялась, но не встала.

Тетя Луиза сильно раскраснелась, все лицо у нее подергивалось.

— Омерзительно, — сказала она глухим голосом. — Просто омерзительно.

— Мне хотелось дать ему по морде, — призналась тетя Эмили. — Вы слышали, что он мне сказал, когда мы получали подарки? — Поймав взгляд дяди Грега, тетя Эмили умолкла. — Что ж такое, Дональд! — воскликнула она бодро. — Ты почти ничего не съел. Ты что, не голоден?

Он представлял, как в спальне наверху отец выкручивает матери руки и трясет ее, чтобы она посмотрела на него. Но она отворачивается, и отец бьет ее, сбивает с ног, колотит — как можно больнее — по всему телу. Дональд поднял голову.

— Не очень, — ответил он.

Без предупреждения заговорил мистер Гордон; в руке он держал стакан и разглядывал его, вертя перед собой.

— Семейные ссоры, — вздохнул он. — Привычное дело. Напоминает мое детство. Теперь мне кажется, мы никогда не обходились за столом без свары, хотя ведь иной раз все-таки поругаться стоит. — Он опустил стакан. — Ну, все они уже умерли, слава богу.

Дональд быстро бросил взгляд на мистера Гордона — словно видел его в первый раз.

— Снег идет! — с восторгом вскричала бабушка. — Смотрите, снег идет. Я ведь знала, что до вечера будет снег. — Она не хотела, чтобы мистер Гордон продолжал.

Тетя Луиза всхлипнула, встала и пошла на кухню. Дядя Айвор направился за ней.

— Смотри-ка, Дональд! У тебя вилочка! — крикнула тетя Эмили. — Съешь мясо, мы ее повесим сушиться над плитой, а завтра будем на ней гадать. Разве не здорово?

Дональд взял косточку и стал сжевывать полоски приставшего к ней белого мяса. Аккуратно очистив ее, слез со стула и понес кость на кухню.

Там было очень тихо, на плите пыхтел чайник. Падающие снежники за окном казались темными от белизны вокруг. Тетя Луиза, согнувшись, сидела на табуретке со скомканным платком в руке, а дядя Айвор склонился над нею и что-то очень тихо говорил. Дональд положил косточку на полку у раковины и хотел было уйти на цыпочках, но дядя Айвор его заметил.

— Хочешь, пойдем вместе в курятник? — предложил он. — Мне нужен десяток яиц, возьму с собой в Ратленд.

— Пойду пальто надену, — сказал Дональд. Ему не терпелось уйти, пока не спустился отец.

Тропинка, ведущая к курятнику на холме, была не расчищена, а притоптана. Новый снег заметал следы; кое-где их уже было не видно. Дядя Айвор вошел в курятник, а Дональд замер и задрал голову, пытаясь поймать снежинки ртом.

— Входи и закрой дверь. Все тепло выпустишь, — сказал ему дядя Айвор.

— Иду, — отозвался Дональд. Он перешагнул порог и захлопнул дверь. Внутри воняло. Когда дядя Айвор подошел к курам, те вяло, недоверчиво заквохтали.

— Скажи мне, Дональд… — начал дядя Айвор, ощупывая солому.

— Что?

— Твоя мама часто выбегает из комнаты и захлопывает дверь вот так, как сегодня?

— Бывает.

— А почему? Твой папа нехорошо себя с ней ведет?

— Ну, — промямлил Дональд, — они ссорятся.

Он чувствовал себя неуютно.

— Да, очень жалко, что твой папа вообще женился. Было бы лучше для всех, если бы он остался холостяком.

— Но ведь тогда я бы вообще не родился, — воскликнул Дональд, не понимая, всерьез ли говорит дядя Айвор.

— Да уж надеемся, что нет! — дядя Айвор вытаращил глаза, скорчив дурацкую рожу. Теперь Дональд понял, что это какая-то шутка, и рассмеялся. Дверь распахнулась.

— Дональд! — взревел отец.

— Что случилось? — спросил он чуть слышно.

— Иди сюда!

Дональд, заплетаясь, направился к двери; его отец неуверенно вглядывался в темноту.

— Что ты там делаешь? — спросил он.

— Помогаю дяде. Айвору искать яйца.

— Пффф!

Дональд шагнул на улицу, и отец захлопнул дверь.

Они двинулись по дороге к ферме Смитсонов. Отец шел следом и тыкал ему в спину, приговаривая:

— Выше голову. Грудь расправь! Хочешь быть сутулым? Сам не заметишь, а уже начнется искривление позвоночника.

Когда, изрядно отойдя от дома, они оказались там, где сбившиеся деревца подобрались к дороге, отец остановился. Огляделся, наклонился, набрал пригоршню свежего снега и скатал в тяжелый снежок. Затем швырнул его в довольно высокое дерево в стороне от дороги. Снежок разлетелся, оставив белую отметину на темном стволе.

— Ну-ка посмотрим, ты попадешь? — сказал он Дональду.

Может, тут ждет волк — где-нибудь прячется в непроглядном мраке чащи? Очень важно не разозлить его. Если отец хочет испытать судьбу и швырять снежки в лес, пусть себе, а Дональд не будет. Тогда, быть может, волк поймет, что хотя бы он — его друг.

— Ну давай, — сказал отец.

— Нет. Не хочу.

С притворным изумлением отец переспросил:

— Да ну? Не хочешь? — Но тут его лицо стало опасным, а голос хлестнул, как плеть. — Ты будешь делать, что тебе говорят?

— Нет. — Впервые в жизни Дональд открыто бросил ему вызов. Отец побагровел.

— Слушай сюда, наглый мальчишка! — Голос его накалился от гнева. — Думаешь, тебе это сойдет с рук?

Дональд не успел понять, что происходит: отец вцепился в него одной рукой, нагнулся и зачерпнул побольше снега.

— Сейчас мы все уладим, — сквозь зубы проговорил отец и внезапно стал яростно втирать снег в лицо Дональда. Дональд задыхался и корчился, а отец запихнул то, что осталось, ему за шиворот. Чувствуя, как мокрая ледяная масса ползет по спине, Дональд согнулся вдвое и зажмурил глаза, уверенный, что отец хочет его убить. Изо всех сил дернувшись, мальчик вырвался и упал лицом в снег.

— Вставай, — с отвращением сказал отец.

Дональд не пошевелился. Если надолго задержать дыхание, можно умереть.

Отец резко поднял его на ноги.

— Осточертело мне твое кривлянье, — сказал он. И крепко ухватив Дональда сзади, заставил его идти к дому.

Дональд шагал, глядя на белую дорогу перед собой, без всяких мыслей. Необычное спокойствие сошло на него: ему не было жаль себя, мокрого и замерзшего, даже не было обидно, что с ним дурно обошлись. Он чувствовал себя отдельным: приятное, почти роскошное ощущение, которое он вобрал в себя, не понимая и не обдумывая.

Когда в сумерках они добрались до длинной аллеи кленов, отец сказал: