Дитмар Дат - Погода массового поражения

посмотреть на котят, а там мужик в соломе, он просыпается, видит ребенка, который спрашивает его: «who are you?» [27]от испуга и ругается: «jesus Christ!» [28]мужик похож, и в этом вся суть, на христа из детских книжек, и так как он сам это произнес, то кэти принимает его за спасителя, когда на самом деле это убийца, скрывающийся от полиции, но кэти и ее сестра, с которой она вскоре делится тайной, приносят ему хлеб и вино, ведь они из библии знают, что он это любит.

рождаются в хлеву, три ребенка = три волхва и странно светящаяся изнутри

поначалу девочки хотят скрыть от брата, кто лежит в сарае, брат что-то замечает, он ругается: «you rotten cows!» [29]и конечно выясняет, в чем там дело, преступник от всех подарочков и набожной заботы, которую он получает от малышей, сначала в полукоме, затем, обретая силы, отчасти сбит с толку, отчасти успокоен, отчасти озлоблен, хлеб и вино? ему бы лучше сигарет, история смешная, вместе с тем печальная, благодаря тому, что в него верят дети, беглец исправляется против собственной воли, мало-помалу к общине примыкают и другие маленькие апостолы, мальчики и девочки, кольцо полиции все сужается вокруг их укрытия… фильм действительно, как и обещал наш хозяин дома, чертовски хорош; даже ян-2 через полчаса уже не травит шуток, мы все сидим тише воды ниже травы, затаив дыхание, сердце кровью обливается от переживаний за парня, что немного смахивает на рассела кроу, и за детишек.

почему они ему, собственно говоря, помогают, спрашивает псевдоиисус.

«because we love you» [30], говорит кэти, и тут вдруг теплая рука штефани оказывается на моем колене, так, что я невольно поворачиваю к ней голову и пшикаю: «что такое, чего тебе?»

«всё в порядке, клавдия?» — почему вдруг не клаша? она смотрит мне прямо в лицо, с каким-то беспокойством, сочувствием, только тут я замечаю, что нос у меня забит и горячие слезы текут по щекам, что я реву как тюлень из-за этого прекрасного, ужасного фильма, из-за этих бедных детей, этой кошмарной ситуации, ведь все должно наладиться, все наладится, прорвется,

разоблачили

раскрыли

рас

«клавдия?» спрашивает теперь и хозяин дома, я встаю, потому что уже нестерпимо, отворачиваюсь и лечу в туалет, я еще слышу, как штефани просит нажать на паузу, закрываю дверь и начинаю по-настоящему выть, сгибаюсь пополам перед раковиной, держусь руками, слепая от слез, за ее край, сама не своя, ничего не могу поделать, все только и хочет наружу литься горевать причитать без просвета без помощи

немного погодя уже лучше, я хватаю ртом воздух, грудь равномерно поднимается и опускается, отматываю три метра туалетной бумаги, вытираю глаза, в дверь стучат, мой голос звучит как у тяжелораненой, когда я говорю: «да?»

«клавдия? ты в порядке?», ради бога, ангелика, как

отвратительно

от

заставляет меня взять себя в руки, я натягиваю на себя шмотки, приподнимаюсь на носках, «минутку, ладно?», бросаю бумагу в сортир и смываю, затем открываю незапертую дверь, ангелика из соцслужбы для девушек смотрит на меня с неподдельной тревогой, я говорю со слабой улыбкой: «да уже ы-ы нормально уже всё. фильм мне кое-что… кое-что напомнил, личный момент».

«хочешь…»

«нет, мне не хочется говорить об этом», когда она кладет мне руку на плечо, я ору. она отстает, я слышу, как остальные разговаривают, робко смеются, к нам подходит хозяин: «хочешь домой?»

«да нет», мне даже притворяться не надо, я и правда опять в форме, отчаяние уходит так же быстро, как приходит, в то время как йоханнес герман и его подружка обмениваются непонятными взглядами, «хочу фильм досмотреть».

я возвращаюсь, никто ничего не спрашивает, даже штефани, слава богу, не лезет, когда ангелика и йоханнес снова садятся — теперь уже не прижавшись друг к другу, как прежде, — фильм продолжается, и естественно, его сцапали, псевдоиисуса, но к концу странным образом трепещет на экране чувство облегчения и надежды, потому что кэти говорит ребенку, который пришел увидеть спасителя, но опоздал, что он обязательно вернется, и я думаю, возможно, даже будет

никто не хочет ничего говорить, но я чувствую — или воображаю, — что фильм всех торкнул, немного погодя мы болтаем о школе, будущем, планах — доро опять жутко достает с этим ее «обязательно заведу детей», ян-2 от этого, очевидно, тоже не в большом восторге, но он у нее под каблуком, даже не вякнет, в полпервого довольно поддатый ральф, штефани и я сваливаем самыми последними.

«суперский фильм», говорит штефани. ральф умудряется, такой уж он у нас крепкий парень, самостоятельно выбраться из машины и дойти до дома, я отвожу штефани и без перерыва трещу о выходных, о следующей вечеринке, экзаменах, обо всем, что придет в голову, вдоль и поперек, только б не допустить мыслей и серьезного разговора, она целует меня в щеку, выходя из машины, она это редко делает, как-то очень трогательно, что она, с одной стороны, соблюдает дистанцию и не донимает, но с другой стороны, хочет показать, что она всегда рядом и любит меня так же, как я ее.

я не еду домой, но возвращаюсь назад, еще горит свет, говорят ли они обо мне, он и ангелика? ссорятся ли они?

«значит, простой бандеролью, без объявленной ценности». подонок делает все возможное — старушка стоит совершенно беспомощно у окошка в макпейпере [31], положила свою посылочку, которую, вероятно, сама и запеленала преисполненными любви, подагрическими руками, и хочет ее отправить, и тут наталкивается на эту вот стрижку ежиком с «объявленной ценностью», бедняжка такое, естественно, впервые в жизни слышит и вся бледнеет лицом, подразумевается типа: так посылка никогда не дойдет, ее могут просто забыть, и отвечать за это никто не будет, короче, она спрашивает, чего же будет стоить ее четырехевровая бандероль, если объявить ценность, а этот тип плюет ей на седую голову: «семь евро», как пить дать, ему кажется это уж слишком — возиться с людьми, которые сами не знают, чего страдают, сначала обычной бандеролью без объявленной ценности, потом вдруг с объявленной ценностью, да чего ж там ценного-то в кульке, бабуля, она робко отваживается на возражение и пытается изобразить совершеннолетнюю гражданку, коей, судя по всему, и является, в отношении там избирательного права и всего такого: «в чем же разница?»

с еще большим раздражением всемогущий снисходит до ответа: «ну, если вы отправите это просто, без объявленной ценности, то у вас не будет квитанции, и посылка уйдет с концами», да ты, видно, и сам вот-вот обкончаешься, дружок, если будешь и дальше так тупо издеваться, старушкина собачка вызывает жалость — дрожащий мышь из бумаги и шерсти уже запуганно дергается на поводочке. женщина все исправляет: она раскошеливается на семь евро, и кусок дерьма за окошком вновь сама дружелюбность и желает «хорошего дня», могу только искренне надеяться, что они этой хрени учатся на мучительных, им самим ненавистных курсах, всем этим коммуникативным техникам «купи, или тебе крышка», потому что если при той кошмарной зарплате, которая ему тут причитается, он сам додумался до такой подлости, тогда весь рабочий сервис-класс