Махмуд Теймур - Синие фонари

— Во имя пророка, господин староста, который час?

Кондуктор грубо схватил девушку за худенькое плечо и закричал:

— Оставь пассажиров в покое, бессовестная!

Феллах приподнял голову от тряпки и удивленно спросил:

— Что такое?

— Во имя пророка, господин староста, который час?

Феллах зорко взглянул на девушку и стал завязывать платок длинным шнурком:

— Я не староста, и у меня нет часов… Отстань!..

Кондуктор потащил девушку к двери, приговаривая:

— Клянусь Аллахом, если не сойдешь, я вышвырну тебя из вагона!

А девушка повисла на поручнях и, улыбаясь кондуктору, старалась разжалобить его:

— Клянусь, я заплачу…

Трамвай пошел тише, приближаясь к станции, откуда отправляются пригородные поезда. Но кондуктор не стал ждать, когда вагон остановится, и вытолкнул девушку. Она с криком упала на мостовую.

Вокруг собрались любопытные, поднялся шум… Кто-то с облегчением произнес:

— Слава Аллаху, цела…

Девушка с трудом поднялась. Она опиралась на руку мужчины. Какой-то бродячий торговец крикнул кондуктору:

— И не стыдно показывать свою силу на девчонке?

А другой сказал:

— Надо пожаловаться на него полицейскому…

Мимо толпы прошла женщина. Важной поступью она направилась к трамваю. Увидев пострадавшую, злорадно прошипела:

— А-а, это ты? Так тебе и надо!

Девушка стояла, отряхивая пыль со своей мулаа. В движениях ее чувствовалась усталость, и, если бы мужчина не поддерживал ее, она бы снова упала. Заметив, что девушка едва держится на ногах, он участливо спросил:

— Что с тобой?

— Я с утра ничего не ела…

Трамвай отошел. Машинально жуя пирог, кондуктор смотрел на все происходившее и прислушивался к тому, о чем говорили люди. Услыхав, что девушка весь день ничего не ела, он поглядел на остатки пирога и перестал жевать.

После работы кондуктор направился на улицу Мухаммеда Али, затем свернул в переулок Аль-Мунасара и вошел в кафе, где постоянно проводил свой досуг. Сев за столик, потребовал кофе и кальян.

Он прихлебывал кофе, медленно затягивался дымом и напряженно думал: почему он был так жесток с девушкой? Не ушиблась ли она? А вдруг и вправду пожалуется?

Неожиданно перед ним возник образ молодой пассажирки. Она умоляюще смотрела на него и говорила: «Клянусь, я заплачу…» На губах его мелькнула улыбка… Он вспомнил, как она расправляет и собирает складки мулаа, мысленно увидел ее синее платье с поблекшими узорами, стройную, молодую фигурку и темные, словно подкрашенные сурьмой глаза…

Кто-то потряс его за плечо. Он обернулся и увидел своего приятеля, Фургуля. Тот уселся рядом и, как всегда, напустил на себя важный вид:

— Ну-ка, рассказывай, что это с тобой сегодня приключилось?

— А что?

— Говорят, ты поругался с какой-то уличной девкой.

— Э, пустое дело!

— Я слышал, ее подобрала Скорая помощь.

— Скорая помощь? Неужели?

— Девица получила по заслугам. Это факт. Здорово ты ее проучил…

Фургуль расхохотался и залился противным кашлем.

В это время в кафе вошли приятели Фургуля и Ханафи — так звали кондуктора — и потребовали домино.

Попойка закончилась около полуночи. С трудом волоча ноги, Ханафи побрел в свое жилище. Он шел и что-то сердито бормотал себе под нос. Ему не везло в домино, и он остался, желая отыграться, но вновь потерпел неудачу, и проигрыш его удвоился.

Кондуктор поднялся на второй этаж. Жилье его было мрачным, унылым и безрадостным. Он зажег керосиновую лампу и стал искать что-нибудь поесть. Желудок властно требовал пищи. В одном углу Ханафи наткнулся на котелок, снял крышку и понюхал, затем поглядел на холодную печурку, которая словно съежилась от бездействия… Сейчас он разожжет ее, как делает это каждый вечер, и будет долго ждать, пока разогреется пища… Он отбросил крышку котелка и пробормотал:

— Невкусно. Есть противно!

И принялся ругать старуху Умм Ибрагим, которая прислуживала ему за небольшую плату.

Ханафи снял свою форменную одежду, швырнул ее на стул, надел рубаху и бросился на постель… Он устало закрыл глаза, и сразу же на него нахлынули воспоминания. После смерти жены жизнь стала мучительной… Время от времени он вздыхал, но усталость взяла свое, и он перенесся в мир сновидений…

Ханафи проснулся, сел на край постели, потянулся и зевнул. На лице его появилась улыбка, сменившаяся веселым смехом… Он вспомнил только что виденный сладкий сон, и воображение его разыгралось.

Вскочив с постели, Ханафи заглянул в котелок. Казалось, прошло мгновение, а в печурке уже пылал огонь, и комната наполнилась запахом пищи. Поев, он долго вытирал усы, затем закурил, подошел к окну и, пуская дым колечками, стал смотреть на улицу… Взгляд его упал на противоположное окно. Ханафи вдруг представил себе, как молодая женщина, еще в ночной рубашке, прибирает комнату, как ставит на подоконник глиняный кувшин.

Ханафи отошел от окна, посмотрел на часы и стал поспешно одеваться.

У двери он столкнулся с Умм Ибрагим.

— Доброе утро, господин Ханафи, — поздоровалась старуха.

Он хмуро поглядел на нее:

— Дурное утро, Умм Ибрагим!

— Дурное? Спаси нас Аллах-хранитель!

— Конечно, дурное. Служба скверная и вообще все дрянь…

— Раньше я не слыхивала от тебя таких речей. Или случилось что?

— Ничего не случилось. На тебя сердит. Даже кувшин не можешь поставить на подоконник, чтобы вода остыла.

— А помнишь, как кувшин упал на голову эфенди? Так ведь с той поры ты сам запретил ставить его на подоконник.

— Вечно ты приписываешь мне то, чего я не говорил.

В этот момент Ханафи заметил на пиджаке оборванную пуговицу и проворчал:

— Не можешь даже за мной приглядеть… Черт знает что… В последний раз ты переступаешь порог моей комнаты… Слышишь?.. В последний раз!

Ханафи резко хлопнул дверью и побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Он разгневался не на шутку.

В этот день он принял смену на трамвае номер восемь.

Трамвай курсирует между аль-Атаба и Шабра. Вместе с ним движется и Ханафи — то он заходит в первый класс, то во второй, а иногда — в кабину вагоновожатого.

В руках у него деревянная доска, на ней билеты. Он стучит по доске обгрызенным карандашом и выкрикивает: «Билеты… Берите билеты…»

Трамвай бежит по предместью Шабра. Прислонившись к стенке вагона, Ханафи смотрит в окно; легкий ветерок доносит до него благоухание зеленеющих полей. Неожиданно приходит мысль: «Неужели ее и вправду увезла Скорая помощь?..»

Прошло несколько дней. Ханафи работал на разных маршрутах, затем вернулся на трамвай номер два.

Был десятый час вечера, когда Ханафи, рассчитываясь с очередным пассажиром, увидел выцветшую мулаа… Он почувствовал, как задрожали его руки.