Питер Устинов - Убийцы

— Вот как? Спасибо. — Плажо повесил трубку и задумался.

Два из сообщенных стариком фактов подтвердились, два — нет. Долг полицейского — подозревать. И тем не менее всегда легче подозревать того, кто старается отвести от себя подозрение, чем другого, пытающегося его на себя навлечь. Какой будет ужас, если имам и в самом деле погибнет, разорванный в клочья традиционным букетом цветов, таившим в благоуханной сердцевине своей адскую машину. Случись такое, на совести Плажо останется несмываемое пятно, он никогда больше не сможет смотреть в глаза мадемуазель Пельбек, это уж точно. Чертов Звойнич! При всей его неуклюжести знал, что делает, — вон какие сомнения посеял. Умудрился показать себя чуть-чуть чересчур зловещим, как раз чтобы не выглядеть смешным, и недостаточно смешным, чтоб показаться безобидным. Плажо потребовал досье людей, которых Звойнич указал как сообщников. Досье оказались на удивление однообразными. У каждого куча кличек.

Быстро проделав кое-какие подсчеты в своем блокноте, он пришел к примечательному выводу: общий их возраст достигал пятисот восьми лет. Самым младшим был Иегуда Ахрон — семьдесят девять лет, девяностодвухлетняя мадам Перлеско оказалась старейшей.

Ситуация представлялась Плажо все более тревожной и… абсурдной. Оставался единственный ключ к загадке — Латий. Плажо нашел номер его домашнего телефона в записной книжке.

— Алло, мосье Латий дома? — спросил он.

— Кто его спрашивает? — Женский голос в трубке звучал неуверенно.

— Амбруаз Плажо. Это мадам Латий?

— Да.

— Видите ли, мадам, я — Плажо, преемник вашего мужа. Вы, может быть, помните меня по маленькой позавчерашней вечеринке, когда отмечали уход вашего супруга на пенсию. На меня пал выбор вручить ему чернильницу с памятной надписью.

— Разумеется, я вас помню, мосье. Чернильницу я поставила на каминную доску. Она очень красива, как и ваша речь.

— Я льщу себя мыслью, что не лишен дара слова. Ваш муж дома, мадам?

— Одну секунду.

К телефону подошел мосье Латий.

— Привет, Плажо. Как дела на службе, старина?

— Я из-за них и звоню, Латий. Есть у меня вопрос, ответить на него можете только вы. Не найдется ли у вас минута встретиться со мной.

— А по телефону сказать не можете?

— Нет.

После небольшой паузы Латий ответил:

— Хорошо. Раз уж вы так настаиваете, приезжайте прямо сейчас.

— Спасибо, — ответил Плажо, сразу почувствовав себя более уверенно.

Плажо не был женат, но имел любовницу, которая вполне могла бы считаться и женой, поскольку безупречной верности ей он не хранил. Как раз сегодня был день ее рождения. Плажо позвонил ей.

— Анник, — сказал он ей своим самым солидным голосом, — я задержусь — на три четверти часа. Что? Ты уже одета и готова выходить? Вот и прекрасно, когда я к тебе приеду, мне не придется ждать.

Надев щегольскую черную шляпу, Плажо покинул кабинет.

— Извините за беспорядок, дорогой Плажо, — сказал мосье Латий, входя в скромную гостиную, — но завтра утром мы уезжаем в Динар.

Выглядел Латий весьма живописно: растрепанная грива седых волос, крошечная эспаньолка, водянисто-голубые глаза — с виду скорее художник, чем чиновник. В присутствии столь красочной личности подтянутый, аккуратный, педантичный Плажо чувствовал себя неловко.

— Я понимаю, как вы должны быть заняты. Задержу вас буквально на минуту, перейду прямо к делу. Я по поводу некоего Звойнича.

Сразу утратив свою жизнерадостность, мосье Латий тяжело опустился в кресло.

— Да, — сказал он, — о нем-то, боялся я, вы меня и спросите. Как только я развернул утреннюю газету и узнал, что завтра прибывает имам Хеджаза, весь день был для меня испорчен. Ожидая самого худшего, я стал нервничать и беспокоиться. И надеялся уехать прежде, чем разразится гроза.

Плажо тоже сел.

— Но в чем же тайна? — спросил он. — Либо этот человек опасен, либо нет. Казалось бы, такой вопрос относительно легко разрешим.

— Дело далеко не простое, — грустно ответил Латий. Знаете, я сейчас себя чувствую как главный кассир банка, которому все доверяли, а он вдруг растратил миллионы.

— Почему же у вас такое чувство? — строго спросил Плажо.

— Потому… Потому, что я так никогда и не смог додуматься: опасны эти престарелые анархисты или нет. В конце концов, не в силах выносить и дальше это состояние неопределенности, я решил свои сомнения в их пользу.

— Вы хотите сказать, что удовлетворили их просьбу об отправке на Корсику без должных на то причин?

— Совершенно верно.

Плажо стал очень чопорен и самоуверен.

— Вы отдаете себе отчет, Латий, что эти ваши капризы оплачивались из кармана налогоплательщика?

— Разумеется, голубчик, разумеется, отдаю, да и не стану притворяться, будто очень из-за этого мучился. В конечном счете деньги налогоплательщиков обычно тратятся куда менее милосердно и с гораздо меньшей пользой. Достаточно посмотреть, сколько вбухали в линию Мажино. [3] Линия Мажино — названная по имени военного министра Франции генерала А. Мажино система укреплений на границе с Германией; строилась и совершенствовалась с 1929-го по 1940 год и обошлась в огромную сумму. В 1940 году немецко-фашистские войска, обойдя линию Мажино, вышли ей в тыл, и гарнизон ее капитулировал. А толку что?

— Если все начнут рассуждать, как вы, наступит хаос!

— Хаос и так существует, дорогой мой Плажо, но не потому, что все думают, как я, а потому, что все думают по-своему. Как мудро сказал Вольтер, каждый вправе возделывать свой собственный сад. К хаосу могут легко привести два самых разумных суждения, поставленных рядом. Тут уж ничего не попишешь. Единственное, что мы можем, — держать наш дом в порядке.

Плажо поднялся и возбужденно зашагал по комнате.

— Я пришел сюда, — сказал он, — не затем, чтобы предаваться метафизическим дискуссиям.

— Отнюдь, — невозмутимо ответил Латий. — Вы пришли сюда спросить, опасны эти шестеро старых убийц или нет. Я отвечаю вам: не знаю.

— Вы удивляете и шокируете меня, Латий. Теперь я понимаю, почему Звойнич сказал, что у вас с ним сложились весьма приятные отношения.

— Он так сказал? — улыбнулся Латий. — Очень мило с его стороны, хотя и несколько бестактно, ведь он, как я вижу, в вас еще не разобрался.

Плажо замер на месте.

— Что означают ваши слова? — взорвался он. — Уж не пытаетесь ли вы найти оправдание своим действиям?

— Я не думаю, что они нуждаются в оправдании. Вплоть до вчерашнего дня ваше бюро было моим. Я руководил им восемь лет и ничуть не сожалею о решениях, принятых касательно этих людей. Единственное, чего я боялся, это дня, когда мне придется их объяснять. Между оправданием и объяснением есть большая разница.

— У меня нет времени вникать в столь тонкие интерпретации! — крикнул Плажо. — Хотите объясниться, извольте!