Уильям Голдинг - Негасимое пламя

Обыкновенно невыразительное, как деревяшка, лицо Филлипса озарилось пониманием.

— Да, сэр.

— Повесьте вон туда, на крюк. И прикрутите фитиль.

Как известно, корабль никогда не спит. Вахта бодрствует, грудится под недреманным оком вахтенного начальника и рассыльного. Я облачился в плащ и поднялся на залитые лунным светом шканцы. Лейтенант Бене стоял, перегнувшись через поручень.

— Идите сюда, мистер Тальбот! Как вам ветер? Неплохо он гонит нас вперед, заметили?

— Мне интересней, как этот ветер нравится нашей посудине.

— Воды набираем побольше, но этого следовало ожидать. Кстати, я и о воде подумал. Надо бы смастерить что-то вроде ветряного двигателя, чтобы удобней было вычерпывать.

— О нет! Опять вы за свое! Меня страшат ваши новые изобретения! Трал, уголь, раскаленное железо — пожалейте нас, мистер Бене! Мы очень ценный груз!

Бене сорвал с головы зюйдвестку и раскинул руки в стороны.

— Оглядитесь кругом, мистер Тальбот! Разве не чудесно? Лунный свет на беспокойной воде, серебристые облачка, невыразимая высь над головой и сверкающие в ней бриллианты! Где ваши чувства, где романтика? Разве опасность, которой мы подвергаемся, страх, что мы испытываем, не придают всему ощущение необыкновенной остроты?

— В таком случае позволю себе спросить: а где же ваша романтичность? Где стихи? Не так давно вы буквально душили меня виршами!

— Вы суровый критик. Что ж, взгляните на все с практической стороны. Лунный свет означает, что перед рассветом небо будет чистым — удастся сверить путь по звездам.

— Мне казалось, у нас проблемы с навигацией — неисправные хронометры или что-то в этом роде.

— А вы придира, сэр. По крайней мере мы сможем определить широту, что означает половину успеха, хотя, конечно, и не весь.

— Кто это тут? Неужто мистер Виллис? Надеюсь, вы уже поправились, юноша? Мистер Бене, не может ли мистер Виллис помочь вам с навигацией?

— Вы все шутите! Но прошу меня простить: я поглощен сочинительством «Оды к Природе» — тема столь глубокая и обширная, что ее никак нельзя ни описать до конца, ни обойти вниманием.

— Пишите, пишите — все лучше, чем топить нас ни за что ни про что.

— Это вы о мачте? Починку начнем, как только получим достаточно угля, и море чуть успокоится.

С этими словами странный молодой человек откинул с лица локоны и возвестил:

— «Душа Природы…»

— Вы ничего не перепутали, мистер Бене? В последний раз — или в предпоследний? — это была душа Женщины. Что-то вы мудрите.

Мистер Бене не снизошел до ответа.

— «Душа Природы — холод, зной, тепло.

И прочность…»

— Нет, нет, мистер Бене! Я недостойный слушатель, равно как и мистер Виллис. Разрешите мне его у вас похитить. Он, во всяком случае, говорит прозой.

— Забирайте и делайте с ним, что хотите. Только уговор: верните мне останки. Никогда не знаешь, что в жизни пригодится.

Мистер Виллис довольно угрюмо последовал за мной.

— Итак, мистер Виллис, вы хорошо себя чувствуете?

— Капитан меня огрел в ухо, и я оглох. А если кому-нибудь снова придет в голову загнать меня на мачту, придется тащить меня волоком — буду орать как резаный.

— Господи, да у вас голос наконец-то сломался! С этим надо поздравить! А что это за настроения — «на мачту не полезу»? Где ваш боевой дух?

— Да вам-то что? Это мое дело, а вовсе не ваше. Что хочу — то и говорю.

— Попрошу повежливей, молодой человек!

— С чего это? Вы тут просто пассажир. Для нас, флотских — все равно что свинья в трюме. И не обязан я перед вами стелиться. Мистер Аскью, канонир, так и говорит. «Они, — говорит, — пассажиры, только и всего. Мы, — говорит, — не пассажирское судно. И нечего обращать на них внимания, даже на таких выскочек, как лорд Тальбот» — вот как говорит.

— И все-таки я требую вежливости, мистер Виллис, хотя бы на том основании, что я постарше вас. Мне очень жаль, что вы на время оглохли, но думаю, что способность слышать к вам вернется. Боже, вон юный Томми только скривился, после того, как я его приложил. Вас, мальчишек, только и воспитывать! Все мы страдаем! Сомневаюсь, что в мире найдется хоть один школьник или гардемарин, у которого не болела бы та или иная часть тела — уж так мы устроены, молодой человек, и надо быть благодарными!

— А я не хочу никого благодарить. Я хочу домой. Если б отец не познакомился с умником с доков, который насоветовал ему, как сделать из меня джентльмена, то и сидел бы я дома, сахар развешивал да обжимался с девчонками на складе. Хорошо, что война кончилась — вот спишут эту гнилую развалину, черта с два вы меня здесь увидите!

Луна нырнула за облака. Ночь сразу же стала очень черной. Где-то над нами раздался голос Бене:

— Мистер Виллис, соблаговолите зажечь огни. Когда вы с этим справитесь, расскажите мне, что происходит за полчаса до рассвета.

— Так точно, сэр. В это время помощник боцмана…

Я схватил Виллиса за рукав и прошептал:

— За полчаса до рассвета начинаются навигационные сумерки.

— А то я не знаю! Думаете, совсем дурной?

Да, малый явно не располагал к дружескому общению. Я уж собрался отпустить его, как на шканцах появилась группа людей, среди которых был и Чарльз. На корму принесли кучу всякого добра, в том числе подвязанный к тяжелой рее парус, железную чушку (такую увесистую, что ее тащили три человека) и мотки толстенного троса.

— Эдмунд! Вы до сих пор не спите!

— Как видите. А вы — вы когда-нибудь отдыхаете? Что это у вас такое?

— Плавучий якорь.

— Никогда о таком не слыхивал.

— В шторм корабль ставят на такой якорь.

— Но они же заняли всю палубу!

— В сложившихся обстоятельствах у нас нет другого выхода. Придется перекинуть якорь через корму, чтобы проверить, как меняется ход, и не потонет ли под его весом наша старушка. Разумеется, не в эту погоду — сейчас вполне сносно! — а южнее, когда начнутся настоящие шторма.

Ношу подтащили к поручням на корме.

— Это приказ капитана?

— Нет. Такие решения я имею право принимать сам. Морское дело — древнее, обязанности распределены давно и четко. И все-таки уж пробило шесть склянок первой вахты, двенадцатый час ночи пошел, а вы все еще не в постели — почему?

— Я… Объяснение самое что ни на есть прозаическое. Мне удобно в сухой одежде, на небе луна, качка уменьшилась, ну и так далее.

Чарльз внимательно посмотрел на меня.

— Вы переехали обратно в пассажирскую каюту?

— Да.

Чарльз кивнул и вернулся к своим людям. Он проверил канат, на котором держалось все сооружение. Если заботе и предусмотрительности суждено спасти наше путешествие, то Чарльз делает все возможное! Мне вдруг ярко представились они оба — Бене и Чарльз: один блестяще впутывает нас в рисковые предприятия, другой печется о нас ежедневно и неустанно.