Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса

Во всех крупных портах мира (в Антверпене, Роттердаме, Гамбурге, Сингапуре, Лас-Пальмасе, Гонконге) существовали так называемые «маклаки» — владельцы мелких торговых точек, именуемых иногда «гнидниками». Эти шустрые торговцы (говорящие, как правило, по-русски) закупали оптом по бросовым ценам не самого высокого, скажем так, качества ширпотреб, и по столь же невысоким ценам реализовывали его. Система была отлажена — моряки торгового флота СССР гребли подчистую плащи «болонья», кримплен, мохер, синтетические покрывала и ковры, парики, складные зонтики, женские сапоги, джинсы. Обе стороны были довольны — продавцы избавлялись от избытка товара, а у покупателей импортные диковины с руками отрывал осатаневший от дефицита советский потребитель.

Увлекательный процесс превращения инвалютных денег в товар повышенного спроса именовался «отоваркой», «отоваркой» же назывались и сами вещи. Сленговые выражения типа «пошёл на отоварку», «посчитать отоварку» и «хорошая отоварка» знакомы любому плававшему за кордон в шестидесятых-восьмидесятых годах прошлого столетия. А термин «коэффициент отоварки» означал, во сколько осязаемых советских рублей можно превратить один виртуальный валютный рубль по завершении цикла купли-продажи. Установившийся курс «чёрного рынка» был один к десяти, а коэффициент отоварки доходил до тридцати-сорока. Нетрудно подсчитать, что матрос, получавший за шестимесячный рейс порядка ста пятидесяти валютных рублей, мог заработать так, как и не снилось доцентам с кандидатами.

Правда, государство чутко следило за частнособственническими инстинктами и не допускало их чрезмерного разгула. Существовали строгие таможенные нормы, досмотры по возвращении в родной порт длились часами, и особо ретивые «отоварщики» оказывались за решёткой. И всё-таки отоварку уважали, и ни у кого не вызывала улыбки фраза старшего механика, обсуждавшего перед заходом в «отоварочный порт» план ремонтных работ на стоянку: «Но самое главное — все должны успеть отовариться!». А как же иначе? Романтика — это для курсантов мореходных училищ, охмуряющих заворожено слушающих их девчонок красочными описаниями дальних плаваний, а здесь собрались люди серьёзные — реалисты.

И курсанты-выпускники, приходя на флот, в основной своей массе быстро становились такими реалистами. Они изучали политэкономию капитализма вживую, на практике, а не по конспектам лекций и не по учебникам — недаром многие из бывших моряков со торгового флота выбились ныне в серьёзные предприниматели.

Советские моряки, выступавшие, как принято было говорить, «представителями СССР за рубежом», постоянно являлись объектом неусыпного надзора и одновременно источником головной боли для «компетентных органов» и для партийных функционеров любого ранга. Это обстоятельство вполне объяснимо — уж очень разителен был контраст между тем, что эти моряки видели собственными глазами, и тем, что десятилетиями вдалбливала в головы граждан Советского Союза официальная пропаганда.

Экипажи советских торговых судов вообще были куда более многочисленны, нежели команды аналогичных иностранных судов. Только в 90-е годы, когда наши суда подняли так называемые «дешёвые флаги», а российские судоходные компании ушли в оффшорные зоны, численность экипажей резко сократилась — во главу угла была поставлена исключительно экономическая целесообразность. И была в достопамятные советские времена в судовой роли любого судна дальнего плавания уникальная штатная единица, не имеющая ни малейшего отношения ни к безопасности мореплавания, ни к бесперебойной работе судовых машин и механизмов. Называлась эта хитрая должность загадочно: «первый помощник капитана». Был также старший помощник капитана, или старший штурман, и для не знакомых с лексическими тонкостями великого и могучего русского языка иностранцев на первых порах непросто было понять: кто же из этих двух помощников старше, а кто первее?

Впрочем, ларчик открывался предельно просто: первые помощники, то есть помполиты, занимались тем, что скрывалось под туманной формулировкой «идейная и политико-воспитательная работа среди членов экипажей судов загранплавания». Занять хотя бы самого себя этим крайне неконкретным делом было чрезвычайно трудно, а отчитываться о проделанной работе надо обязательно, вот и рождались на свет многочисленные планы политинформаций и профсоюзных учёб. Все эти занятия имели место быть в нерабочее время, что вызывало законное раздражение моряков, желавших в свободные от несения вахт часы посмотреть кинофильм, почитать или попросту отдохнуть.

Но первейшей и основной задачей помполитов было знать как можно больше о любом из членов экипажа, включая капитана. Знать, что тот или иной моряк делает, что говорит, о чём думает — в общем, чем дышит. Знать, чтобы вовремя информировать соответствующие инстанции и сделать своевременные и правильные выводы. Задача поистине титаническая, однако помполиты старались изо всех сил, привлекая к этому многотрудному делу штатных и добровольных помощников. Были, были в командах советских судов люди, получавшие и ещё одну зарплату кроме той, каковая полагалась им по занимаемой должности…

Жизнь моряков в заграничном рейсе (а особенно при сходе на берег в чужих странах) жестко регламентировалась. Существовали строгие «Правила поведения советского моряка за границей», согласно которым оным морякам запрещалась употреблять спиртные напитки, знакомиться с представителями «враждебного капиталистического окружения», посещать сомнительные заведения и частные квартиры и даже смотреть в кинотеатрах «запрещённые» фильмы из числа тех, которые сейчас демонстрируются по телевидению даже в то время, когда дети ещё не спят. Сходить на берег разрешалось только в составе группы (старший группы назначался из штурманов или из механиков) числом не менее трёх человек, и возвращаться на борт положено было не позднее семи часов вечера по местному времени, но в любом случае до наступления темноты — а то как бы чего не вышло. «Русские тройки», как их называли, выделялись в любой толпе своей чуть ли не строевой походкой и затравленно-отрешённым выражением лиц.

Конечно, всё это нарушалось сплошь и рядом. Вряд ли кто-нибудь всерьёз полагал, что для иностранной разведки представляет хоть какой-то интерес советский матрос, не только не владеющий некими государственными секретами, но даже не знающий толком тонкостей технического устройства собственного судна. И всё-таки неизбывным кошмаром для первых помощников была мысль о том, что кто-то из экипажа может не вернуться на борт (а такое иногда случалось). Тогда помполит мигом вылетит с тепленького и высокооплачиваемого местечка — не доглядел! Поэтому-то при стоянках там, где жило много русских эмигрантов во втором-третьем поколении (в частности, в Австралии) в глазах у первых помощников прочно поселялось тоскливое выражение — словно у собаки, ожидающей удара неизвестно откуда и непонятно за что.