Александр Соболевский - На перекрестии прицела

Церковь стояла рядом с нашим домом через дорогу. Купол колокольни ободран. Какая нужда погнала на такую высоту разорителей? Зачем? Жесть кому-то понадобилась или озорство подбило… Крест на колокольне остался нетронутым. Не решились свалить. Стоял как ни в чем не бывало, видный издалека. На самой маковке.

Ныне на церковь в Тёпловке не обращали внимания, словно не замечали за ненужностью. Пожалуй, так не замечают вышедшую из употребления вещь. Старухи, идя мимо, кланялись и осеняли себя крестным знамением по привычке. У сельчан помоложе летами такой привычки не было. Смотрели на разоренный храм равнодушно. Что в нем проку? Службы нет. Икон нет. Воронью и галкам пристанище.

Летними вечерами, как стемнеет, на колокольне кричал сыч. Наводил жуть. Наверное, поэтому бабушка называла сыча «пугачом». Какой был этот «пугач»? Моему детскому воображению представлялся ужасной птицей. Не случайно умел он стонать, хохотать, заходиться плачем, истошными человеческими воплями.

— Не бойся шалой птицы, — успокаивала бабушка. — Поорёт, поорёт — перестанет. Худа от «пугача» нет. Тоже, как и все, — тварь божья…

— Баб Оль, а ты видала его?

— Видала… Так небольшой, вроде совы. Пестренький. По заброшенным помещениям живет. Мышей ловит. Днем прячется, по ночам недурикой орет, ребятишек да добрых людей пугает.

Зимой и летом бабушка спала на русской печке. Лечилась на горячих кирпичах от простуды и ломоты в пояснице. Для всякой нужды годилась печка. Для стряпни, просушки одежды. Бабушка даже парилась в ней, бани во всем селе ни у кого в то время не было.

Я забиралась по приступкам на лежанку к бабушке в долгие зимние вечера послушать ее неторопливые воспоминания про молодые годы, про старину, разные случаи из жизни сельчан.

— Расскажи, баб Оль, про град Китеж, — просила я.

— Уж рассказывала тебе. Не надоело?

— Ты всякий раз по-другому рассказываешь. По-новому складно придумываешь.

— Как помню, Веруня… Мне ведь тоже моя бабка Арина о Китеже рассказывала, а ей, может, ее бабка. Тогда грамоты простой народ не знал, всё в памяти старался беречь, из уст в уста передавал.

— Про Китеж, бабуль, это всё правда или сказка?

— Без правды, Верунь, и сказок не бывает. Что-то в них придумка, а что-то сущая правда. Град Китеж в наших владимирских краях издревле стоял, посередь муромских лесов у озера Светлояр. Когда татары шли на нашу землю несметной ордой, города и сёла русские зорили, церква и монастыри святые огнем жгли, кощунства разные чинили, народ в полон угоняли, Господь не попустил сжечь город, храмы, монастыри поганым осквернить не дал. Сокрыл Спаситель Китеж от лютого разора, сокрыл в озере Светлояре под водой. Так, внученька, старые люди сказывали. Не достался град русский басурманам.

— И теперь Китеж под водой стоит на дне Светлояра?

— Думается, стоит. И будет стоять, пока верим в Бога и чудесное.

— А летними вечерами слышится на берегу Светлояра из-под воды колокольный тихий звон, если прислушаться. Сквозь глыбь со дна доносится…

— Ты, Верунь, сама всё помнишь, а всё просишь меня рассказывать. Наизусть знаешь.

— Знаю, бабуля… Только слушать тебя больно интересно.

— Медом не корми — лишь бы слушать про старину. В кого такая дотошная уродилась…

— Через прозрачную воду озера в безветрие явственно видны белокаменные колокольни, золотые церковные маковки, православные кресты на них. Всё видно, как в телевизоре.

— Про телевизор, внучка, я не говорила. Ты сама придумала.

— Баб Оль, озеро Светлояр и град Китеж неподалеку где-нибудь от нашей Тёпловки? За лесами? Пешком можно дойти?

— Дорогу надо знать. Таких старых людей, которые дорогу знали, не осталось по всей округе. Придет время — явится Китеж из-под воды, выйдет из озера на берег со всеми домами и белокаменными храмами.

— Когда, баб Оль, это случится?

— Никто этого не знает, Веруня… Канет безбожный век, и явит Господь Китеж. Чудесно сокрыл от нечестья и снова чудесно явит перед людьми. Зазвонят колокола не из-под воды — на вольном воздухе. И услышит этот звон народ в наших краях. Засияют из-за лесов золоченые маковки-луковицы с православными крестами. Вернется вера во Христа к нам грешным. Настанет черед порушенные святыни, церква, монастыри по городам и селам по кирпичику восстанавливать из руин. Многое заново строить.

— В Тёпловке, баб Оль, церкву тоже отремонтируют? Колокола на колокольню привезут…

— И не знаю, внученька. Хочется мне увидать ее в прежней красе. Дожить до такого большого праздника. Для такого праздника икону и сберегаю. А нашла ее вскоре после войны в куче хлама и мусора на полу в алтаре. Бригадирка колхозная, помню, наряд дала пол в алтаре вымести, подготовить для ссыпки хлеба. В уголке я и откопала образ Заступницы. Невредимый… Явился подобно кладу. Других икон из нашей церкви, пожалуй, и не осталось. Когда алтарь рушили, образа святые на пол побросали. Какие порубили, пожгли в костре у сельсовета, какие побольше — вместо полов на конный двор под ноги лошадям, в навоз…

— Баб Оль, ты икону домой взяла?

— Взяла. Принесла в избу, протерла лик деревянным маслицем, на божничку поставила. Молюсь на нее о возрождении поруганного нашего храма. В честь Казанской Божьей Матери он и освящен. Услышит Владычица мольбы и просьбы. Сказано в Писании: что у Бога просишь с верой и молитвой, то по нашей просьбе Он и сотворит нам… Место в церкви, где икона помещалась, приметное. На северной стене возле окна в углублении, вроде печурочки. Свеча перед ним всегда горела. Туда и поставлю Владычицу. В храме нашла — в храм и отнесу. Пока пускай у нас в дому поживет, на божнице у нас ей хорошо…

— Баб Оль, говоришь, поживет… Она, Божия Мать, живая?

— Лик ее человеком написан. Молимся ей, Веруня, она всё слышит. Во образе своем живет. Чудотворная икона…

Летом в Тёпловке — приволье. Босиком привыкла ходить. Бабушка Оля в огород — и я с ней. Грядки полоть, картошку мотыжить. В селе жить — сложа руки не станешь сидеть. В огороде у нас порядок. Выйдешь утром — маки цветут. И алым, и розовым, и фиолетово-синим. Красота! Лепестки — нежные, атласные. Вечером — время полива. Капустные, огуречные грядки — по низу, возле речки. Воду носить близко. Ведерки мне бабушка купила небольшие, из пластика. Веселая работа — грядки с овощью поливать. После полива капуста смотрит веселее, листья расправит.

— Какая овощь воду не любит! — улыбнется баба Оля, глядя, как я стараюсь, бегаю с полными ведерками от речки и с порожними обратно. По земле приятно ступать босыми ногами, легко, свободно. Неизвестные серые бабочки кружились в листьях ивняка. Толстые, неуклюжие. Появлялись всегда на закате солнца. Я до сих пор не знаю, что это были за бабочки. Потому что не интересовалась ими. Куда они исчезли?