Данил Гурьянов - Любовь языком иносказаний

— «АББА» из Швеции, вообще-то, — поправила ее я.

— А, какая нам разница, живем тут как… — от горечи она даже не договорила фразу, и только протянутые деньги смогли ее оживить. — Нель, а тебе еще тушь для век «Елена» не нужна?

Она что, издевается надо мной?

Я поспешила в женский туалет, чтобы переодеться. За этим занятием меня застала там Ульяна.

— Батюшки, Нелли Ивановна у нас сегодня для кого-то принаряжается, — пропела она своим сладко-ядовитым голоском.

Я поспешно продела вторую руку в рукав новой кофты, выпростала волосы из-под воротника и оценивающе поглядела на свое изображение в зеркале.

— Это только для себя, — как можно более невозмутимо ответила я.

— Женщины всегда одеваются для мужчин, — назидательным тоном произнесла Ульяна, закрывая дверь в будочку.

«Только если нужный мужчина это оценивае т,»— хотела добавить я, но предпочла поторопиться в свой отдел, где провела очередной тоскливый день, не явившийся в моей жизни ничем, кроме как одной из многих ступенек к будущему.

Будничный вечер. Ужин, газеты, диван, телевизор, телефон, еще один ужин, снова сплетни по телефону, опять телевизор, затем постель, заведенный будильник рядом, зеркало в ванной, ночная сорочка, темнота. И так всегда.

От такого образа жизни мне хочется в отчаянии закричать, но, к сожалению, даже это ничего не изменит.

Сегодня вечером я почувствовала, что просто задыхаюсь в своей квартире. Тихая, размеренная жизнь, спокойный характер заставляют меня иногда, видимо, для равновесия, выкидывать безумные штучки. Так и сейчас. Несмотря на то что время было уже одиннадцатый час, и на улице из-за замедленного зимнего ритма жизни стояла почти ночь, я, наспех одевшись, выскочила на воздух. Я даже не задумалась о том, что это опасно — выходить одной ночью на улицу. Просто мне было необходимо хотя бы что-то изменить в привычном течении жизни, почувствовать свободу.

На улице меня сразу же успокоила погода. Было по-вечернему тихо, чистые снежинки тактично и ненавязчиво опускались к земле, заволакивая тротуары пышным белоснежным налетом, дорожные фонари излучали мягкий свет, редкие прохожие, оказавшись вне массы, превращались в неповторимых людей.

Я шла медленно, засунув руки в карманы куртки, наслаждаясь окружающим меня спокойствием и умиротворением. Ночью город был совершенно другим, нежели днем. Казалось, суета и тревоги отступили навсегда… И вдруг на меня накатило счастье! Я уже не видела ни одной проблемы в своей жизни, спокойствие природы словно говорило мне, что я не должна волноваться, что все у меня еще будет, и приду я к этому, сумев сохранить душевную чистоту, и оттого буду счастлива вдвойне!

Мне стало очень хорошо от этих мыслей, радость и гармония появились во всех фибрах моей души, в каждой клетке моего тела. Кто сказал, что счастья не бывает? Вот оно, во мне, просто пришло, хотя я и не прилагала к этому усилий! Для этого даже не потребовалось, чтобы в моей жизни что-то изменилось, просто счастье сказало: «Пора тебя побаловать!» и появилось. Как это здорово, просто идти по ночному городу, никуда не спеша и ощущая душевное равновесие!

Сзади себя я услышала заливчатый детский смех. Меня тут же обогнала молодая семья из родителей и маленького ребенка. Затянутый в теплую одежку мальчик, смеясь и оборачиваясь, бежал вперед, а его папа, согнувшись и крича «Сейчас догоню!», имитировал погоню за малышом, мама же шла за ними следом, неся на себе солидность гордой матери и радость счастливой женщины.

Семья, ребенок… Хотя у меня и был повод для зависти, ее даже не могло возникнуть во мне, я лишь от всей души желала этим людям счастья. А еще больше хотелось уберечь их чистого и наивного ребенка от всех несправедливостей и ударов жизни, хотя я, конечно же, понимала, что этот ребенок все равно, когда вырастет, столкнется с трудностями, но от этого защитить его почему-то хотелось еще больше.

Молодая семья уже скрывалась из поля моего зрения за углом квартала, видимо, они возвращались из гостей домой.

«Меланколие, дульче мелодие…» — приглушенно неслось пение Софии Ротару из открытой форточки в пятиэтажке, мимо которой я проходила.

Действительно волшебный вечер… если бы я еще вдруг встретила сейчас Наиля…

— Привет, — раздалось вдруг справа от меня.

Я быстро повернула голову: знакомая ироничная улыбка, по-доброму насмешливый взгляд — он догнал меня сзади!

— Привет, — нежно улыбнулась я.

Он, видимо, хотел спросить меня что-нибудь типа: «Не боишься идти так поздно одна?», но моя откровенная улыбка отмела все традиционные вопросы, не оставляя нам никакого другого выбора, кроме как раскрыть свои чувства. Сначала мы шли в напряженном молчании, затем вдруг посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись от того, что все и без слов стало понятно. Закончив смеяться, мы опять замолчали. Это молчание вдруг стало каким-то очень серьезным и рвущим сердце.

— Ты ведь измучила меня, — вдруг отрывисто произнес Наиль.

— А ты думаешь, что ты меня нет? — тихо ответила ему я.

— А разве да? — он косо взглянул на меня.

— А ты что не видел? — еще тише произнесла я, ответив на его взгляд.

— Видел.

— Ну вот, — после паузы сказала я только для того, чтобы заполнить возникшее молчание.

Мы продолжали идти вместе.

Я вдруг снова засмеялась и, словно не веря своим глазам, еще раз посмотрела на Наиля.

— Боже мой, как это все смешно!

— Ты находишь? — тоже стал кривиться в своей обаятельной улыбке он.

— Да, но сама не знаю почему. Мне кто-то говорил, что смех — это реакция на то, во что не можешь поверить. И вот сейчас мне просто трудно поверить в происходящее. Ведь я ждала этого так долго, а все произошло за какие-то несколько секунд.

— Ты не можешь говорить поконкретней? — уставившись куда-то вдаль, с легкой улыбкой осторожно произнес он.

— Ну… — у меня вдруг опять испуганно забилось сердце. — Я… Я, собственно, давно хотела сказать тебе, что… Н-ну, что… ты мне нравишься.

Он посмотрел на меня, и я испугалась, что он разочаруется в моих чувствах к нему.

— Точнее, что я люблю тебя!

— Да? — вдруг как-то по-детски трогательно переспросил он.

Я почувствовала, что на мои глаза наворачиваются слезы. Я не хотела сейчас еще и плакать, как дура, но от того, что я попыталась перебороть слезы, они потекли еще сильнее.

Мы остановились. Чувствовалось, что Наиль хотел сделать много, но от богатства возможностей не мог решиться на что-либо, и мы лишь смотрели в глаза друг другу, а я почему-то жизнеутверждающе кивала ему сквозь слезы.

— Мне тебе столько нужно рассказать, — наконец произнесла я.

— У нас впереди еще целый вечер, — ободряюще и открыто улыбнулся он…