Аллегра Гудман - Семья Марковиц

— Ох, ну и жара, — говорит Дик Френкель, и Эд думает, что Дик совсем не изменился с тех пор, как Эд читал лекции здесь в летней школе, и дети бесились на этой самой лужайке. — Но все равно, добро пожаловать, — говорит ему Дик. — Следующим летом непременно вызовем тебя на конференцию по Западному берегу [68] Имеется в виду Западный берег реки Иордан. .

Сара фотографирует Эда и Дика, когда Дик показывает на усадьбу, где находится его институт, у нее получается и удачный снимок Сьюзен, когда та кружится в юбке колоколом и тычет пальцем на стол с десертами.

— Обожаю все английское, — говорит под деревом Роза отцу Сьюзен. — Я, видите ли, выросла в Лондоне, в английской семье и делала все, что делают английские дети. Мы пили чай, проводили каникулы на море — у нашей гувернантки было сопрано, и она любила петь с балкона, выходившего на море. Прохожие останавливались послушать. Они были очень добры ко мне в — особенности мой английский папа. Но, — доводит она мысль до конца, — мои родные были в Нью-Йорке, меня отправили в Англию до того, как у них появилась возможность эмигрировать, и мне визу дали не сразу. Все время, пока я была в Англии, я ждала, когда мне разрешат уехать. Я просто хотела домой, к своим родным. Просто хотела домой.

— Пора, — говорит в шатре Сьюзен. — Хочешь не хочешь, а придется его разрезать. — Она берет нож и втыкает его по рукоятку в центр торта.

— О Господи, — говорит Генри. — По-моему это не самое удачное место. Смотри, ты покривила опору… Позови официанта…

Когда официанты разделываются со свадебным тортом, Генри отворачивается.

— Было бы довольно глупо потратить столько денег и даже его не попробовать, разве нет, дорогой? — спрашивает Сьюзен. — Фотографии все равно есть.

Генри несет Розе кусок торта с несколькими клубничинами в придачу.

— Спасибо, дорогой, — говорит она.

— Спасибо тебе, что пришла, — говорит он, и голос его дрожит.

— Все было очень мило, — отвечает Роза. — Впрочем, вот этот джентльмен заснул.

— Я позову Сьюзен. — Генри удаляется, изнывая в своей свадебной визитке от жары.

— А вот остаться в Англии я никогда не хотела, — задумчиво говорит Роза, принимаясь за торт и клубнику.

В аэропорту за стойкой «зеленых» шаттлов никого и клиентов тоже нет. Эд думает, что попал не туда. Он в дороге уже десять дней. Около стоек других шаттлов народу полно. Эд ждет пятнадцать минут, затем волочет свои сумки к телефону-автомату.

— Марковиц? — окликает его кто-то.

К нему мчится огромная женщина с планшетом в руках.

— Питерстаун? — спрашивает она, задыхаясь. — Христиане и евреи — институт экуменизма?

Эд мрачно кивает.

— Отлично. — Она протискивается за стойку. — Мне надо оформить накладную. Отметьте, что все оплачено.

— Где автобус? — спрашивает Эд.

— Мне надо подогнать его ко входу, — говорит женщина. Она берет его вещи, он идет следом за ней на улицу, где ждет молодой человек, который читает Оригена [69] Ориген (185–254) — греческий христианский теолог и философ. .

— Вы на Питерстаунскую конференцию? — спрашивает его Эд.

— Нет, сэр, я еду в университет святого Петра, буду там преподавать. Меня зовут Пэт Фланаган. — Он полон рвения, что Эда слегка изумляет. Молодой человек с пылом жмет ему руку.

— Вы занимаетесь теологией? — спрашивает Эд.

— Прежде всего философией. — Подъезжает фургон, за рулем которого — та же могучая женщина. — Меня интересует вопрос о demonstration Dei — то есть естественная теология, доказательства бытия Божия, — объясняет Фланаган, когда они садятся в машину.

— Декарт? — уточняет Эд.

— Да-да, именно.

— Я это помню по университету. — Философией Эд никогда не увлекался. — А в чем там была соль? Его доказательство замыкалось само на себе, да?

— Замыкалось? — задумчиво переспросил Фланаган. — Я так этого никогда не рассматривал.

Эд прислоняется к дребезжащему окошку. Приглашение из Питерстауна он принял, потому что гонорар покрывал его поездку и в Институт Гувера [70] Институт Гувера — политический исследовательский центр в США, входит в систему Стэнфордского университета. , и в Беркли, на конференцию по интифаде. Но, проведя в окрестностях Сан-Франциско десять дней и трижды выступив с докладами, он просто не в силах вынести еще одну конференцию. И мечтает поскорее отправиться домой, в округ Колумбия.

Они едут по шоссе мимо кукурузных полей, мимо сверкающих силосных башен, мимо ресторанов «Говард Джонсон» [72] «Лангеншнейдт» (Langenscheidt) — немецкая издательская фирма, выпускающая словари, а также лингвистическую литературу. — они все стоят поодаль от дороги, в зелени деревьев. Попадаются и коровы, и Эд, в котором просыпается инстинкт горожанина, едва не кричит: «Смотрите, коровы!» Но, взглянув на Фланагана, сдерживается.

— Когда же мы доедем? — спрашивает он даму за рулем.

— Остановимся где-то в начале второго, — отвечает она.

Значит, через часок, соображает он и пытается вздремнуть.

Наконец они останавливаются на парковке у «Холидей-Инн», и он вслед за дамой выходит из фургона. Она смотрит на него.

— Могу я взять свой багаж? — спрашивает он, перебирая купюры в бумажнике.

— Это еще не Питерстаун, — говорит она. — Мы здесь остановились нужду справить.

— Это где же это мы? — спрашивает Эд Пэта Фланагана в мужском туалете.

— В Сент-Клауде. До Питерстауна еще два с половиной часа, на запад.

Эд вытирает лицо влажным бумажным полотенцем.

— Да, далековато, — признает Пэт. — Но места дивные.

Университет святого Петра расположен на пологом холме над озером. За озером какие-то рощи. Никакого поселения поблизости не наблюдается. Фланаган снова жмет руку Эду и направляется на вершину холма, к огромному зданию в форме креста. А фургон едет по дорожке к озеру. Не видно ни здания института, ни каких-либо жилых построек. Женщина-водитель выгружает багаж Эда, и Эд стоит с чемоданами посреди луга, а перед ним озеро, по которому бежит легкая рябь.

— Погодите! — кричит он, но дверца задвигается, фургон уезжает, и Эд остается один.

Приглядевшись, Эд замечает среди пышной листвы крыши и трубы. Он тащится к озеру: оказывается, институт — это ряд хижин на склоне холма. Всего их больше десятка, с дороги их не видно, стеклянные раздвигающиеся двери обращены к озеру. Из одного домика выходит мужчина — здоровенный, помесь медведя и «бьюика», грудь колесом, плечи широченные, огромный лоснящийся лоб.

— Вы, должно быть, Эд? Вы предпоследний. Остальные приехали утром. Меня зовут Мэтью.

— Мэтью… — Эд ждет фамилии.

— Брат Мэтью. Я выполняю роль связного между университетом и институтом — слежу за тем, чтобы всем вам было удобно. Идемте! Мы поселили вас вон на том краю, в доме ламы.