Аллегра Гудман - Семья Марковиц

Сара стоит у плиты, бросает клецки из мацы в куриный бульон. Лицо ее обволакивает пар.

— Экая жалость, что у тебя не двойная духовка. — Генри вздыхает. — Ума не приложу, как мы со всем этим управимся? Сьюзен считает меня ужасным сибаритом, не разрешает мне завести электрогриль. — Он обтирает руки о нелепо сидящий на нем клетчатый фартучек, завязанный на талии. — Но вот что я никогда не куплю, так это микроволновку. Для меня стряпня и радиация несовместимы. И совмещать их противоестественно. Говорят, что тесто в них не пропекается. Ну и как прикажете в них печь, если пироги не подрумяниваются? Хрустящая корочка не образуется? Так, во всяком случае, мне говорили. Нет, нет, это не для меня.

Эд походит к Саре сзади.

— Как ты? — спрашивает он. И целует ее в затылок.

— Прекрати! — рявкает она. И открывает духовку — посмотреть, что там с ее пирогом.

— Боже мой! — Роза со своего места за кухонным столом не сводит глаз с духовки. — Пирог-то не поднялся.

— Твоя правда, — говорит Сара и захлопывает дверцу духовки.

На стук оборачивается Генри.

— Что мы будем делать? — вопит он. — О, я знаю, что нужно. Мы сварим компот и фрукты из него положим на бисквит. Получится фруктовый бисквит. Какие фрукты у нас есть? — Он принимается рыться в пакетах.

— Я люблю фруктовые бисквиты, — говорит Роза. — В Англии нам давали такие бисквиты. Меня, можно сказать, вскормили фруктовыми бисквитами. Когда меня привезли в Англию, я была совсем кроха. И такая слабенькая — еле-еле душа в теле. А на фруктовых бисквитах я просто расцвела. И еще как расцвела! А поверх фруктов клали сливки. Очень густые сливки.

— О, у нас нет сливок. — Генри удручен. — Надо сбегать, купить.

— И как же пышно я расцвела! — повторяет Роза. — Что вес, что запас английских слов у меня прирастали разом. В возрасте Мириам мы уже худышками не были.

— Эд, ты бы не сходил за сливками? — спрашивает Генри.

— Нет, — Эд плюхается в кресло.

— Видишь ли, я не могу оставить халы без присмотра, — говорит Генри.

— Кто бы мог подумать, — рассуждает Роза, — что сливки, которые буквально тают во рту, мигом превращаются в килограммы.

— Без сливок нам фруктовый бисквит не приготовить, — сообщает Генри.

— Отлично, — говорит Эд. — Вот и не готовьте.

Роза переводит взгляд на Сару.

— В возрасте Мириам я худышкой не была. Она всё такая же худая? Больше всего в жизни я обожаю сладости. И когда люди любят друг друга? — добавляет она, подумав.

— Ты расстроен? — спрашивает Эда Генри.

— Нет, — отвечает Эд. — Вовсе нет.

— Сара, — говорит Роза, — мне хотелось бы сделать одну, всего одну вещь.

— Да?

— Я же и впрямь чуть не умерла.

— И что же ты хочешь сделать?

— Пойти завтра в синагогу. Всем вместе — всей семьей.

— Ты не предупредил меня, что у вас тут бабье лето, — ноет на заднем сиденье Генри. Он преет в осеннем костюме с иголочки — весь в сомнениях: стоит ли отереть лоб синим шелковым платком, красиво торчащим из нагрудного кармана. — По-моему, до заднего сиденья кондиционер не доходит.

Сара оглядывается, ей, хоть и не слишком, все же жалко Генри. Со дня свадьбы он еще раздобрел. В это пекло лицо у него отекшее, глаза скорбные. Они с Эдом давно — уже несколько месяцев — не были в Конгрегации «Шаарей Цедек» [95] Шаарей Цедек — Врата праведности ( иврит ). . Но Эд пошел без разговоров, ее это удивило.

— Почему мы так давно здесь не были? — спрашивает он Сару и, надевая белую атласную ермолку, вступает в молитвенный зал. — Я забыл. Что мешало?

Во время службы он вспоминает. В громовые раскаты кантора вплетаются тихие шепотки пересудов. Когда тщедушный маломерок раввин начинает проповедь, разговоры становятся громче. Эд пытается читать молитвы про себя по-английски.

— «Как драгоценна милость Твоя, Боже! — читает Эд. — Сыны человеческие в тени крыл Твоих покойны…» [96] Пс., 35:8.

— Нью-Хейвен, — доносится слева. — Они хотят поселиться в Нью-Хейвене. Я не буду иметь ни минуты покоя.

— Там такая преступность.

— Просто ужас.

— Мы разделены в себе, — провозглашает раввин с бимы. — Мы рассеяны, рассеяние — наш удел, тем не менее, нет, тем более мы любим Израиль.

— Но там же Йельская школа права [97] Йельская школа права — одна из лучших профессиональных школ США. Входит в Йельский университет. Основана в 1824 году. ! — это женщина слева от Эда.

— Кампус у них дивный.

— Просто-таки дивный.

— «…насыщаются из потока сладостей Твоих!» [98] Пс., 35:9. — читает Эд.

— Всего восемь с полтиной в месяц, — это озабоченная мать. — Но с парковкой там намучаешься.

Эд закрывает книгу.

К тому времени, когда они возвращаются домой, настроение у него напрочь испорчено. Сара уходит наверх, включает на полную мощность кондиционер, ложится, а Эд слоняется по дому в майке и тренировочных брюках. Заглядывает в комнату Мириам — там Роза лежит на кровати, читает. Короткие седые волосы красиво уложила, зачесала назад. Забредает в гостиную — там Генри, совсем разомлев, сидит на диване.

— Эдуард, пойдем погуляем, — предлагает Генри.

— Жара же, — буркает Эд.

— А я вот подумал — не упускать же такой случай, — говорит Генри. — Мы практически не видимся. А мне хотелось бы пройтись вокруг университета. Вчера я приметил там чудный киоск с мороженым.

Они идут по узкой улочке вдоль университета. Генри в темных очках, в тенниске с плеча Эда, только что не лопающейся на его животе. Он покупает Эду шоколадную газировку в зеленом фургончике «Bella Italia» [99] «Прекрасная Италия» ( итал. ) — сеть ресторанов и т. д. итальянской кухни. . Сам прихлебывает земляничную, они тем временем плетутся по пешеходной дорожке. Генри ужасается дороговизне книжных магазинов, застывает, как вкопанный, перед парасольками в винтажной лавчонке:

— Экая жалость, что Сьюзен такое не по вкусу.

Неодобрительно разглядывает витрину «Лоры Эшли».

— Захламлена, — решает он. — Я бы никогда не позволил моим декораторам так загромождать витрину.

— Какое впечатление на тебя произвела Конгрегация «Ш.Ц.»? — спрашивает Эд.

— Недурное. Совсем недурное. Вот только статуя в память Холокоста ужасная. Зато кондиционер замечательный.

— Я имел в виду — понимаешь ли — в духовном плане, — говорит Эд.

Генри вопросительно смотрит на него.

— Ну, не знаю, — мнется Эд. — Я в кои-то веки иду туда и каждый раз чего-то жду. То есть порой мне кажется, что я вроде как в кризисе. Порой меня тянет туда, чтобы услышать от раввина какие-то мудрые слова. А в результате я слушаю обвешанных побрякушками дамочек.

— Что значит — кризис?

— Так с ходу не определить…

— Мне ты можешь рассказать все, — говорит Генри. — Поверь, в чем в чем, а в кризисах я разбираюсь.