Елена Колина - Про что кино?

— Вот тебе твои деньги на неделю, пересчитай — здесь на двадцать рублей меньше. Вот так. Кушать — кушай, а на карманные расходы — фига.

Виталик залился краской — тонкокожий, бледный, краснел легко… Недаром они со Светланой так сильно раздражались друг на друга, в самых близких сильней всего отталкивает похожее, а они были похожи, как две матрешки, большая и маленькая. У обоих стержнем, на который наматывалось остальное, было самолюбие — умру, а не покажу людям, что мне плохо! То, что другой сделал бы запросто — выскочить из-за стола, крикнуть «Идите вы с вашими деньгами!..», хлопнуть дверью, — было для него невозможным: демонстрировать свою обиду на людях унизительно, как… как заплакать, описаться. Виталик сидел, пылал щеками, смотрел в стол, кривил губы, губы дрожали… Самим же людям, гостям, конечно же, любая его резкая реакция была бы понятней и приятней, чем наблюдать это молчаливое отчаяние, а так получилось совсем уж неловко…

— У тебя компании, тебе хочется показать своим дружкам, какой ты взрослый, самостоятельный… Твои гулянки влияют на мой распорядок жизни… Светочку могут каждую минуту вызвать… — бубнил Михаил Иванович с методичностью маятника. Он не хотел оскорбить, унизить, он хотел сделать то, что хотел, — донести до шкодливого пасынка свою мысль. — Если еще раз моя жена вынуждена будет поехать по свистку к тебе или в милицию, я тебя вообще сниму с довольствия… — Михаил Иванович наконец поставил точку и, благодушно улыбнувшись, повернулся к жене: — Я не для того женился, чтобы иметь проблемы, верно, Светочка?..

Виталик посмотрел на Светлану, Светлана, словно они играли в игру «передай другому», взглянула на Аришу, Ариша вскрикнула:

— Ой, я забыла, нам же в театр, я совсем забыла. Виталик, пойдем…

— Идите в театр, опоздаете… — только и сказала Светлана.

— Деньги-то, деньги возьми, — напомнил Лошак.

И все быстро о чем-то зашумели-заговорили, толпой вышли детей проводить, Аришу особенно приласкали — за такт, с Виталиком подчеркнуто уважительно попрощались за руку — за испытанное им прилюдное унижение.

Ариша считала, что люди искусства лучше людей не искусства. И это всеобщее сочувствие Виталику, и то, что Лошак не захотел заметить созданную им неловкость, подтвердило: люди искусства не только культурнее других, они добрее, мудрее, достойнее.

— Погодите минутку… — Светлана вышла за детьми на лестничную площадку. — Ариша, я подумала — а ты права!.. Я могла бы петь на концертах Генделя, Глюка, Моцарта… еще Мусоргского, «Песни и пляски смерти»… Уйти, утереть всем нос, хлопнуть дверью… Заманчиво. Я сама об этом думала, но боялась сказать вслух, а ты сказала, и вроде небо не упало! Аришка! Я тебя обожаю!.. Ну все, идите домой… А знаете что? Идите-ка вы и правда в театр. Я позвоню, чтобы вас посадили. Сегодня у нас «Аида».

В тронном зале дворца фараона в Мемфисе верховный жрец Рамфис сообщил начальнику дворцовой стражи Радамесу, что эфиопы опять идут войной. Оставшись один, Радамес запел о своих надеждах — он будет избран полководцем и женится на прекрасной рабыне-эфиопке Аиде. Во время знаменитой арии Радамеса «Celeste Aida!» Виталик пересчитывал лампочки на центральной люстре Кировского театра, а Ариша переживала за Радамеса.

Появилась влюбленная в Радамеса дочь фараона Амнерис — меццо-сопрано, партия, которую могла бы исполнять Светлана Ростова, затем Аида — сопрано, партия, которую тоже могла бы исполнять Светлана… Во время драматического терцета, в котором каждый из персонажей выражал свои чувства, Ариша решала, кого ей больше жаль — Амнерис или Аиду, Виталик, пересчитав лампочки на центральной люстре, перешел к подсчету лампочек на правой люстре. Под звуки фанфар вошли фараон Рамсес и весь его двор. Они выслушали сообщение гонца: эфиопы наступают под предводительством царя Амонасро, и фараон провозгласил, что египтян в бой поведет Радамес. Хор призвал египтян выступить на защиту священной реки Нил… Ария Амнерис «Ritorna vincitor!»… Под звуки марша все удаляются. «…Ура, сейчас будет антракт», — подумал Виталик. Но со сцены удалились все, а Аида осталась.

Аида молилась о своем отце, желая, чтобы он не пострадал в сражении, но осознав, что его победа означает поражение ее возлюбленного Радамеса, надломленная душевными муками, завершила свою арию мольбой к богам сжалиться над нею. Симпатии Ариши окончательно перекинулись на сторону Аиды, а Виталик, поерзав на стуле, перегнулся через бортик ложи — они сидели в пятой ложе бенуара — и заметил в соседней ложе Алену. Место справа от нее было пустым, а по ее левую руку иностранец — с первого взгляда было видно, по одежде, по манере держаться, что иностранец.

В храме бога Ра в Мемфисе собрались жрецы, чтобы совершить обряд посвящения Радамеса в главнокомандующие египетской армией. За кулисами голос Великой жрицы и хор жриц возглашал молитву, на сцене жрецы исполняли ритуальный танец перед алтарем, верховный жрец возносил торжественную молитву Египта, Виталик придумывал, как устроит Арише сюрприз: в антракте найдет Алену, подкрадется сзади, закроет глаза ладонями и напоет ей в ухо «ля-ля-ля-а», а затем поведет их с Аришей в буфет и прогуляет подачку Рекса. Церемония завершилась мощным призывом о защите священной земли, обращенным к богу Ра, Виталик облегченно вздохнул — антракт.

— …Не говорить Арише, что ты тут?.. Что значит «отстань, я на работе?» — въедливо спрашивал Виталик.

Иностранец — немец — взял Алену под руку, вполне по-хозяйски у него получилось, потянул в сторону. Кинув Виталику «пока», Алена повела немца по лестнице в нижнее фойе, а Виталик — он мельком отметил, что сегодня уже говорил по-немецки, — вдруг произнес совершенно невообразимое: «Битте-дритте, мон хер ами, айн момент плиз…» — и пошел за ними. В нижнем фойе немец проследовал в направлении туалета, а Виталик с Аленой остались ждать в нескольких шагах от двери с черной картинкой «джентльмен».

— …Про что кино, Алена? Ты что, в «Интуристе» работаешь? А почему не говорила? А может, ты на работе? На этой работе? — улыбнулся Виталик. — Слушай анекдот: приходит валютная проститутка к врачу…

— Я недавно в «Интуристе» работаю. Это первый раз…

— Алена?.. — Виталик схватил ее за руку. — ТЫ ЧТО, ОХУЕЛА, АЛЕНА?!

…Про мальчика, каким когда-то был маленький Виталик, чужие родители говорят «испорченный». Когда все дети читали «Из жизни насекомых», он мог бы написать книгу «Из жизни взрослых». Он раньше всех узнал, откуда берутся дети, зачем любая мама ложится в постель с любым папой… Из бурлящей вокруг него Светланиной жизни, из ее болтовни с приятельницами он многое знал, не только о сексе, но о жизни в целом. И еще он хорошо знал Алену: она могла прыгнуть с крыши, а врать не умела, когда нужно было соврать, она врала и злилась.