Марси Дермански - Плохая Мари

Мари не понимала, что такое сожаление. Например, не ее вина была в том, что Хуан Хосе решил покончить с собой. Когда он появился на пороге ее дома, она не могла знать, что случится дальше. Мари отвернулась от Бенуа и его французской актрисы. Донесся звон бокалов — они чокались. Французская актриса засмеялась. Смех ее был не менее отталкивающим, чем истерика со слезами. Мари взяла Кейтлин за руку и сделала вид, что кусает ее.

— Я ем твою руку, — зловещим голосом произнесла Мари. — Сейчас я съем ее всю. Вкусные, вкусные ручки!

Ручки у Кейтлин были чудесные — маленькие ладошки, крошечные пухленькие пальчики.

— Не надо, — засмеялась Кейтлин. — Нет. Не надо.

— Ну что ж, — задумалась Мари. — Тогда чем мы займемся?

— Давай смотреть телевизор, — решила Кейтлин.

Мари кивнула, совершенно успокоившись. Кейтлин по-прежнему знала, что и как нужно делать. Мари надела наушники на ее маленькую головку. На экране, встроенном в спинку сиденья впереди, появился французский мультфильм.

«О-ля-ля», — сказал черный кот.

— О-ля-ля, — повторила за ним Кейтлин. — Ля-ля-ля!

— О-о-о, — сказала Мари.

— Ля-ля-ля.

Чтобы смотреть французский мультик про черного кота, не обязательно было знать французский. Кейтлин не нужна была мамочка — она просто хотела узнать, где она. Элмо в чемодане. Мамочка в офисе. Ей даже не нужен был Бенуа. Только Мари. Мари нашла в сумке пачку сырных крекеров-рыбок, и они с Кейтлин смотрели телевизор, ели крекеры и были совершенно счастливы. Мари старалась не жалеть об огромной плазменной панели, стоявшей в гостиной Эллен, и об удобном кожаном диване, на котором она пересмотрела так много дурацких фильмов. Об их с Кейтлин неизменном распорядке дня. О жизни, которая осталась позади.

В доме Эллен Мари была счастлива.

Французская актриса выглядела такой хрупкой. Словно она ежеминутно нуждалась в мужчине, не могла даже дышать самостоятельно. Она то и дело клала голову на плечо Бенуа. Или на его колени.

— Никогда не будь такой, — сказала Мари Кейтлин. — Никогда.

Самолет приземлился. Бенуа и французская актриса разговаривали все время, пока шли через зал аэропорта, и потом, когда проходили таможню и паспортный контроль. Мари и Кейтлин стояли в другой очереди, для иностранцев. Они продолжали разговаривать и у багажной ленты, пока Мари высматривала их дурацкие чемоданы. Они появились один за другим: четыре чемодана, коляска и, наконец, рюкзак Мари.

— Все, — сказала Мари Бенуа.

Она погрузила багаж на тележку. Бенуа разговаривал с французской актрисой.

— Вези, — сказала Мари. Он повез тележку.

Мари взяла Кейтлин за руку и кивнула французской актрисе. Собственно, этого достаточно. Путешествие окончилось, и настало время прощаться. Но в тот момент, когда Мари, Бенуа и Кейтлин вышли из здания аэропорта и должны были, по идее, усесться во французское такси и отправиться навстречу своей новой жизни в Париже, Мари обнаружила, что Лили Годе от них не отстает. Более того, она принялась подталкивать их к ожидавшему ее черному автомобилю.

— Вы остановитесь у меня, — объяснила она Мари. — У меня полно места. Вам будет очень удобно. У меня много комнат. — Она взглянула на Кейтлин: — А для тебя у меня есть игрушки. Куклы, очень красивые.

Мари посмотрела на Бенуа. Она ни разу не спросила его, где они будут жить, когда приедут в Париж. Ей это даже в голову не пришло. Она думала, что они обсудят все в самолете, но Бенуа всю дорогу занимался французской актрисой. Мари полагала, что у него есть какой-никакой план. Все же это его страна.

— Это хорошо, — заверил ее Бенуа. — Очень удачно, что мы встретили Лили. В ее квартире Эллен нас не найдет.

— Ta femme? [18] Твоя жена? ( фр. ) — спросила Лили. — Эллен?

— Мамочка? — спросила Кейтлин. — Где мамочка?

Хоть бы Кейтлин уже перестала спрашивать о своей мамочке, подумала Мари.

— Он не пригласил меня на свадьбу, — сообщила Лили. Она держалась за край свитера Бенуа, как ребенок.

— Я была в тюрьме, — сказала Мари.

Лили, кажется, смутилась, но ничего не сказала. Мари разгадала ее тактику. Она собиралась обращаться с Мари, словно та была просто няней. Прислугой. Как будто ее тут не было.

— Она уже знает, что мы во Франции, — сказал Бенуа.

— Откуда? — не поняла Мари. — Как она узнала?

— Кредитка. Билеты.

Мари кивнула. Они ни о чем не подумали.

Скрыться от Эллен будет труднее, чем от полиции. И Кейтлин пропустила время своего дневного сна. И придется привыкать к смене часовых поясов.

— Ты ведь не разговаривал с Эллен, нет? — спросила Мари.

На самом деле у него и не было такой возможности, учитывая, что он ни на секунду не отлипал от французской актрисы, но Мари уже ни в чем не была уверена.

— Нет. — Бенуа покачал головой. — Только прослушал сообщения.

— Те, где она желает мне сгнить в тюрьме?

— Если я заплачу за отель ее кредиткой, она тут же узнает, где нас искать.

— У тебя нет собственной кредитки?

— Прекрати, Мари! — раздраженно оборвал он.

— Я живу в лучшем arrondissement [19] Район ( фр. ). в Париже, — заявила французская актриса. Она говорила громко, как будто это могло улучшить ее произношение. — Там можно гулять. Там лучшие рестораны, самые красивые сады, лучшие музеи. И шопинг. Ты знаешь Париж? — Не дожидаясь ответа, она продолжила: — Это прекрасный город. Самый красивый в мире. Я всегда говорила Бенуа, что не могу его представить в другом месте.

— Так говорила его сестра, — сказала Мари.

Бенуа стал засовывать вещи в багажник черной машины, помогая шоферу. Таким образом он, с одной стороны, устранялся от участия в разговоре и, с другой стороны, давал понять, что решение остановиться у Лили Годе вроде как принято. Четыре чемодана и прогулочная коляска.

— Детское сиденье, — потребовала Кейтлин, когда Мари попыталась усадить ее в машину.

Они взяли все, кроме детского сиденья для автомобиля.

Раньше Мари никогда не приходилось думать о таких вещах. Вчера, когда они ездили на такси в зоопарк, Кейтлин и не вспомнила о своем сиденье. Мари взглянула на Лили Годе и вдруг вспомнила тюрьму. Раскаленную прачечную. Монотонное складывание одежды. В тюрьме невозможно было совершить серьезную ошибку. Надо было просто делать свою работу, стирать простыни, полотенца и формы, а потом еще простыни, полотенца и формы, и еще, и еще, и так бесконечно, пока все тело не начинало ломить от усталости. Мари на секунду закрыла глаза и глубоко вздохнула. Воздух Парижа был насыщен выхлопными газами.

— Ремень — тоже хорошо, — сказала она Кейтлин.

— Нет, — не согласилась та. — Детское сиденье.

— Все будет хорошо, Кит Кат. Я тебя пристегну. Тебе понравится, вот увидишь.

— Она скучает по матери, нет? — спросила Лили.