Валентин Черных - Взрыв Секс-бомбы

— Отработаем оскароносцев, — напомнила Секс-символ. — Мусульманин. У него все женщины покорные. Когда-то в пьесах они у него получались, а потом — ни одной настоящей женской роли. И бай, барин, царедворец, весь в интригах, ему некогда.

— Пройдем по еврейским парням, — сказал Продюсер. — Здесь список большой.

— Выпиши, и обсудим, — предложила Секс-символ. Всякая длительная по времени деятельность ее утомляла. Она подошла к окну, потянулась, как мощная кошка, обозначив все свои прелести, и спросила: — Ты в Европу в ближайшее время не собираешься?

— Собираюсь, — ответил Продюсер.

— Может, объединим усилия? — предложила Секс-символ.

— С радостью.

Продюсеру дали понять, что его мечта может осуществиться. Лет бы на пятнадцать пораньше, и он бы с трепетом ждал момента, когда они войдут в салон самолета. Сейчас трепета не было, но желание осталось.

— Твоя приехала, — проговорила Секс-символ. — Давай заканчивать разминку.

Она взяла список с фамилиями сценаристов. Часть фамилий вычеркнула без колебаний, около других поставила знак вопроса и приписала одну фамилию. Это был Сценарист, с которым она уже говорила.

Продюсер задумался, вспоминая фильмы Сценариста, и тут в кабинет вошла его жена, соперница Секс-символа.

Они обнялись, поцеловались. Осмотр был взаимно внимательный, не упускалась ни малейшая мелочь. Обе были в замечательной форме. Продюсер подумал, что только мусульмане осуществили вечную мужскую мечту о нескольких женах. Ему хватило бы четырех. Своей жены, Секс-символа, секретарши Верочки и гримерши Ядвиги.

— Ты замечательно выглядишь, — сказала Поскребыш.

— Ты по-прежнему в идеальной форме, — ответила Секс-символ десятилетия.

— Есть проблемы? — спросила Поскребыш.

— Уже решены.

— Будешь сниматься?

— Это коммерческая тайна.

— Неужели хочешь заняться режиссурой?

— Я бы это назвал продюсерством, — пояснил Продюсер. — Собирает проект.

— Интересный?

— По замыслу интересный. Будем отрабатывать схему.

Поскребыш посмотрела на руки мужа. Когда он волновался, он перебирал маленькие четки. Нет, руки спокойно лежали на столе. А может быть, стал опытнее и мудрее? Но она никогда не преуменьшала опасность, которая могла исходить от любой женщины. Успокаивало, что в последние годы Продюсер стал интересоваться совсем молоденькими. Его секретарше было восемнадцать, она только в прошлом году закончила среднюю школу, гримерша тоже начинающая, лет двадцати двух. На этих двух нимфеток Продюсер тратил совсем небольшие суммы. Его приятель любил хороший коньяк и пропивал больше. Продюсер не пил. Это ее не радовало, потому что Продюсер не расслаблялся и всегда себя контролировал.

Конечно, Продюсер расскажет ей, с каким проектом приходила Секс-символ. Но никогда Секс-символ так опасно не приближалась к ней. Если она что-то просит, значит, становится зависимой. Конечно, можно отговаривать, ставить условия, чтобы отказать Секс-символу, но лучше выждать, узнать, в чем нуждается ее вечная и главная соперница, а потом, когда ей некуда будет отступать, нанести удар. Как и когда этот удар будет нанесен, Поскребыш еще не знала, но то, что ни одна возможность, чтобы этот проект уничтожить, придушить, натравить других, не будет упущена, она знала давно, со второго курса Киноинститута, когда Секс-символ была утверждена на роль, которую должна была получить она.

Секс-символ расцеловалась с сокурсницей и соперницей и почувствовала жар ее губ, опасный жар. Она мгновенно прикинула с десяток вариантов, в которых может нагадить Поскребыш, и поняла, что надо обязательно отправиться с Продюсером в поездку, хотя Продюсер не из тех мужчин, которые пересказывают разговоры с женами. В другие времена Секс-символ с удовольствием вступила бы в борьбу с Поскребышем, потому что соперница была умна и предусмотрительна. Переиграть умную соперницу интересно, победы над дурочками никогда не приносили ей удовольствия. Секс-символ скрывала свой ум. Ее победы считали случайностью, везучестью, глупостью мужчин, которые не могли устоять перед ее большой грудью, но она-то знала: каждая роль в фильме, каждая статья в кинематографическом журнале, в которой, если не восхищались ее игрой, то восторгались формами ее тела, была добыта лично ею. Первый муж, актер, ничего, кроме скандалов, в ее жизнь не принес; муж-режиссер был слишком занят организацией своего имиджа, времени и сил продвигать ее у него уже не оставалось. Мужа-иностранца не интересовала ее карьера актрисы. Он хотел, чтобы она переехала в Америку и родила ему сына. Он считал, что американская медицина может все, он только не знал, что самая современная медицина не может справиться с последствиями девяти абортов. Слава Богу, что успела родить одного.

Уже в дверях она обернулась. Поскребыш смотрела ей вслед, и в ее взгляде ничего, кроме напряженного просчета вариантов, не было. Такое предвидение ни доказать, ни объяснить невозможно, но для этого у актрис и существует интуиция. Все ведьмы были очень хорошими актрисами.

— А если попробовать, — сказал Продюсер, увидев, что Секс-символ обернулась. — Он ведь хорошо тогда снял «Командировку стервы». И любовная линия была неплоха, — и Продюсер назвал фамилию режиссера.

Когда Секс-символ, Продюсер и Поскребыш поступили в Институт, только что закончив школу, Сценарист и Режиссер институт заканчивали. Но Сценарист и Режиссер были уже другим поколением. На сценарный и режиссерский факультеты тогда не принимали школьников, требовался производственный стаж. Считалось, что для творческих профессий это необходимо. И Режиссер, и Сценарист отслужили в армии. Режиссер поступил в институт через пять лет после окончания школы, а Сценарист через семь, потому что дважды проваливался на экзаменах. Секс-символ и Поскребыш были еще молодыми женщинами, а у Сценариста и Режиссера дочери вот-вот могли выйти замуж и сделать их дедами.

— Не старый? — спросила Секс-символ.

— Не очень, — ответил Продюсер.

— В резерв, — сказала Секс-символ и подумала, что, вероятно, сейчас где-то вычисляют, каких актрис приглашать на пробы, и, возможно, при упоминании ее имени кто-то так же спрашивает:

— Не старая?

— Не очень… — отвечают ему.

— В резерв!

Когда Сценариста спрашивали: «Где живешь?», — он отвечал: «На выселках».

Еще несколько лет назад человек, который жил на улице Горького, на Патриарших или Чистых прудах, на Солянке, на Ордынке, считался центровым. Это были те, кому квартиры достались от родителей или были получены за особые заслуги в тех особых домах, что принадлежали Управлениям Совета министров и ЦК КПСС. Сейчас все поняли, что жить надо в спальных районах, а еще лучше — в отдельных загородных домах. У Сценариста все три жены были с московских окраин, и сам он, живя в Москве четверть века, оставался жителем окраин, провинциалом, как если бы жил в Калуге, Рязани или Владимире. Чтобы добраться до киностудии, он тратил на дорогу полтора часа. Из Рязани он бы добирался только на сорок минут дольше.