Уильям Бойд - Броненосец

Лоример толкнул вращающиеся двери, и в нос ему тут же ударила вонь от миллиона потушенных сигарет и пива, пролитого здесь за последние двадцать лет. За столиком в углу какой-то старикашка то ли помер, то ли упал в обморок: рот у него был широко раскрыт, сальная фетровая шляпа слетела с головы. Может, он нарочно решил тут помереть, подумал Лоример. «Кларенс» мог подействовать на посетителя и таким образом, — как будто они подмешивали в свое кислое пиво еще и дозу Weltschmerz [23] Мировая скорбь (нем.) . .

Слободан с Филом Бизли сидели возле бара, где молодой бармен с моржовыми усами и татуированной цепью вокруг шеи мыл стаканы в раковине с мутной серой водой.

— Майло, самый главный мужик, — произнес Бизли, наверное, в тысячный раз.

— Вот, Кев, это мой младший братишка. Он миллионер.

— Здорово, приятель, — поздоровался Кев, в котором за версту чувствовался австралиец. Последняя реплика не произвела на него никакого впечатления. Лоример только подивился, что заставило этого малого покинуть свою жаркую, солнечную страну, преодолеть такое колоссальное расстояние — перенестись через океаны и континенты, в другое полушарие, — чтобы очутиться в Фулэме, за стойкой бара в «Кларенсе». А еще он догадался, что нарочитое упоминание Слободаном его мифических миллионов следует толковать так: «Не требуй назад своих денег». А он как раз собирался осторожно выяснить, как обстоит дело с возвратом одолженной суммы: с утренней почтой пришла записка от Ивана Алгомира, где тот жаловался на «назойливые и несвоевременные запросы из налоговой» и интересовался, когда можно обналичить чек. Это напомнило ему и о другом: следует поторопить с выплатой премии за дело «Гейл-Арлекина». Во всем ощущалась некоторая напряженность.

— Чем будешь травиться, Майло? — спросил Бизли.

— Минеральной… — Нет, это не годится: вода в «Кларенсе» текла только из крана. — Пинту «спихока».

«Спихок», лагер особой крепости, предназначался для того, чтобы долгий день пролетал быстро. Лоример поднес к губам высокую кружку с пенной жидкостью, сделал глоток, — и ощутил, как мозг его сдается. Бизли и Слободан пили двойной джин с кокой. Лоример настоял, чтобы заплатить за троих.

— Отцу там… нехорошо, — пробормотал Лоример с отрыжкой. Потом икнул и закашлялся. Крепкое пойло.

— Все будет в порядке.

— Да у него конституция яка, — поддакнул Бизли и зачем-то довольно больно ущипнул Лоримера за предплечье. — Эй, Майло, рад тебя видеть.

— Как идут дела? — спросил Лоример.

— Хреново, — ответил Слободан, и лицо у него вытянулось. — Помнишь старого Ника и молодого Ника?

Отец и сын, водители из «Би-энд-Би».

— Да, а что?

— Их сцапали.

— За что?

— Торговали наркотиками возле станции «Эрлз-Корт». Оказалось, у них дома, в Танбридже, целое поле марихуаны. Полтора акра.

— И вот, — проговорил Бизли с отвращением, — мы лишились двух водил. Не хотелось бы, честно говоря, чтобы мои следы обнаружили у дома старикана Ника. Так и свихнуться недолго — правда, Лобби?

Лобби яростно закивал — еще бы, свихнешься тут.

И тут в уме Лоримера начала смутно вырисовываться одна мысль — опасная мысль, пивная мысль.

— Послушай, Фил, — начал он. — Тут один парень меня очень достает. Понимаешь, если б я захотел его припугнуть, как ты думаешь, ты бы не мог ему шепнуть словечко-другое на ухо?

— Хочешь разобраться с ним?

— Просто предупредить.

— Ладно, мы ведь тебе обязаны, — правда, Лобби?

— А что он тебе сделал? — спросил Слободан с искренним любопытством.

— Поджег мою машину паяльной лампой.

— Сто лет такого не видел, — удивился Бизли. — Это ж уйму времени отнимает.

— А на чем он ездит? — спросил Слободан.

— На «БМВ». Большой, новая модель.

— Я понял, о чем ты думаешь, Лобби, — сказал Бизли, по-настоящему воодушевившись. — Око за око, тачку за тачку. — Он доверительно склонился к Лоримеру. — Мы с Лобби подкатим к этому парню, лады? У нас есть парочка здоровенных дрынов — трах, бах, — и нас уже след простыл, а «БМВ» серьезно попортили личико. Справимся?

— Легко, — согласился Слободан. — Скажи только — когда, шеф.

Лоример пообещал и записал приметы Ринтаула, чувствуя легкую тревогу при мысли о том, что он затевает, но успокаивая себя тем, что это действие — чистая предосторожность с его стороны и что он только следует указаниям Хогга. «Устраивай „смазку“ сам», — так заявил ему Хогг. Раз уж Ринтаул начал эту глупую игру, то теперь пусть имеет дело с Бизли и Блоком — крепкими ребятами со здоровенными дрынами.

Он отхлебнул еще немного пузырящегося «спихока», чувствуя, что алкоголь почти мгновенно разливается по жилам. Потом поставил кружку на стол, пожал на прощанье руки брату и Бизли, кивнул Кеву и осторожными шагами выбрался из этой жуткой пивнушки. Проходя мимо покрытого пятнами зеркала у двери, он увидел отражение Фила Бизли, жадно допивающего его недопитый лагер.

Небо окрасилось в иссиня-багровый цвет, воздух кололся льдистыми кристалликами. Лоример зашагал к своей обугленной машине, сбросив с плеч меланхоличную тяжесть «Кларенса», как ненужный рюкзак.

К несчастью, место для стоянки Лоример нашел только рядом с Марлобовым цветочным ларьком.

— Это что же за машина такая? — спросил Марлоб. Его лоток слепил глаза разноцветно-пестрой массой гвоздик.

— Ее подожгли. Думаю, вандалы.

— Я бы их кастрировал, — с чувством сказал Марлоб. — Сперва бы кастрировал, а потом поотрубал бы правые руки. После этого не вандальничали бы так. Не хотите букетик белых гвоздик?

Отвращение Лоримера к гвоздикам еще не прошло, поэтому он купил букет из десяти нарциссов с плотными, еще не раскрывшимися бутонами, почему-то чудовищно дорогой.

— Там двое парней в «роллере» сидят возле вашего дома. Уже несколько часов ждут.

Это был не «роллер», а «мазерати-даймлер», или «роллс-бентли», или «бентли-даймлер» — один из тех роскошных гибридов, сходящих с конвейера в ограниченном количестве, что обходятся владельцу не меньше чем в 200 тысяч фунтов. Наверняка это был самый дорогой личный автомобиль, какой только парковался когда-либо на гудронированном покрытии Люпус-Крезнт. За баранкой сидел толстяк Терри, фактотум — мальчик на побегушках, мажордом Дэвида Уоттса.

— Привет, — поздоровался Терри, как всегда весело. — Дэвид хотел бы с вами переговорить.

Тонированное заднее окно бесшумно опустилось, и за ним показался Дэвид Уоттс в спортивном костюме «вулвергемптон-уондерерс», сидевший на кремовом сиденье телячьей кожи.

— Можно с вами словом перемолвиться?

— Может, тогда подниметесь ко мне?

Войдя в квартиру Лоримера, Уоттс застыл как вкопанный и начал озираться, будто попал на выставку в Музее Человечества.