Лори Нелсон Спилман - Жизненный план

Взяв за руки меня и Джона, она тянет нас по коридору к дверям своего класса. Попутно Джон что-то говорит о прекрасных условиях в школе, а я разглядываю коридор, стилизованный под улицу города — вывески магазинов, светофоры, указатели на каждом перекрестке.

— В этой части здания детей учат переходить дорогу, разговаривать с продавцами магазинов, считать деньги, выбирать товары и многому другому.

Наконец, мы входим в класс Зои и попадаем в суматошную атмосферу сборов восьмерых умственно отсталых детей домой. Им помогает учительница мисс Кинди и ее ассистент мистер Копек — он застегивает куртки перед самым выходом.

— Харви, молнию надо обязательно застегивать, помнишь? Сегодня на улице холодно.

— Кто потерял шарф? — громко спрашивает мисс Кинди, помахивая красной шерстяной тряпочкой.

— Смотрите, — торжественно объявляет Зои. — Это моя шештра. — Ее глаза вспыхивают от счастья, и она энергично трет руками, словно собирается высечь огонь. Никогда в жизни ко мне не относились с таким почитанием.

Взяв меня за руку, Зои проводит меня по классу, показывает рисунки, знакомит с учителями, называет имена друзей.

Перед отъездом Джон провозит нас по всей территории школы в тридцать акров, и Зои указывает пальчиком на игровую площадку.

— Это ее излюбленное место, — объясняет отец, поворачиваясь, чтобы прикоснуться к коленке Зои. — Еще там есть оранжерея, где дети учатся ухаживать за растениями.

Мы проезжаем мимо теннисных кортов с красным покрытием и залитых новым асфальтом прогулочных дорожек. Впереди я замечаю деревянный амбар и надпись: «Занятия лечебной верховой ездой».

— Что это? — интересуюсь я.

— Конюшня. Дети учатся ездить на лошадях. Изначальной целью было развитие координации и владения телом, но ты не представляешь, как это помогло им повысить уверенность в себе.

— Путо! — кричит с заднего сиденья Зои.

Джон улыбается и смотрит в зеркало.

— Да, здесь твой любимый Плуто. — Он поворачивается ко мне: — Занятия были очень дорогостоящими, но бюджет урезали, и с прошлой осени они прекратились.

У меня в голове вспыхивает яркий свет.

Как и обещал прогноз на Seattletravel.com, дождь не омрачает радости путешествия. Я отлично устраиваюсь в красивом кирпичном доме Джона и Зои, украшенном яркими ковриками, массивными книжными полками на стенах и удивительными картинами, привозимыми Джоном из многочисленных поездок в бытность музыкантом. Мы сидим на ярком индейском половичке и играем в «дурака». Слух ласкает приятная мелодия, доносящаяся из музыкального центра.

На часах шесть, и Джон решает, что пора заняться приготовлением его фирменного блюда — баклажаны с сыром пармезан. Мы с Зои отправляемся следом на кухню, чтобы приготовить салат.

— Теперь перемешиваем, Зои, вот так, — говорю я, заправляя салат. — Попробуй сама.

— Я буду шаправлять, — решает Зои и обеими руками берет стеклянный контейнер, в котором я смешала соус. Неожиданно неплотно закрытая крышка остается в руках Зои, а стеклянная мисочка падает на столешницу и катится в сторону, разбрызгивая соус.

— Ох, прости, пожалуйста! — восклицаю я. — Плохо закрыла крышку. — Хватаю бумажное полотенце, начинаю торопливо тереть пятна и слышу за спиной смех.

— Зои, иди посмотри на себя.

Я поворачиваюсь и вижу, как Джон подводит девочку к духовке, в дверце которой она может увидеть свое отражение. Зои считает, что это весело. Да и Джон, пожалуй, тоже. Он с усмешкой снимает каплю со щеки дочери и слизывает масляный соус с ее перепачканных пальчиков.

— М-м-м, как вкусно.

Джон делает вид, что собирается съесть прядь вымазанных соусом волос, а Зои визжит от восторга. Я не могу отвести глаз от умильной сцены общения дочери с отцом, стараясь сохранить ее навсегда в своей памяти.

Наконец мы усаживаемся ужинать, и Джон поднимает бокал вина.

— За моих прекрасных дочерей, — произносит он. — Я самый счастливый мужчина на свете.

Зои берет стакан с молоком, и мы чокаемся.

После веселой болтовни и вкусного ужина мы садимся вокруг дубового стола и слушаем рассказы Джона о его жизни после отъезда из Чикаго. Вскоре Зои начинает тереть покрасневшие глаза, и отец выталкивает ее из-за стола.

— Маленьким девочкам пора надевать пижамы и ложиться в кровать.

— Нет, я оштанушь ш шештрой.

— Зои, — вмешиваюсь я, — давай я помогу тебе переодеться.

Не отводя от меня круглых глаз, она вскакивает со стула и хватает меня за руку.

— Шештра мне помовет.

— Повезло тебе, — усмехается Джон.

Зои приводит меня в настоящую комнату принцессы, отделанную в лавандовых с розовым тонах, с кружевными шторами на окнах и плюшевым зоопарком на кровати.

— Мне очень нравится твоя комната. — Я наклоняюсь, чтобы включить лампу на прикроватной тумбочке.

Зои надевает пижаму с феей Динь-Динь и с моей помощью чистит зубы.

— Ты шпать пойдеф? — спрашивает она, накрываясь одеялом.

— Хочешь, почитаю тебе сказку?

— Либья!

Я пробегаю глазами книги на полке, но не нахожу ни одной сказки о Либье. Внимательно перебрав книги еще раз, нахожу сказку о поросенке Оливии.

— Эту? — спрашиваю я, снимая книгу с полки.

— Либья! — улыбается Зои и двигается к краю кровати, чтобы освободить для меня место.

Я ложусь на подушку рядом, Зои поворачивается ко мне, обдавая запахом мятной пасты, и целует в щеку.

— Шитай, — командует она, указывая на книгу.

На середине сказки дыхание ее становится ровным, глаза закрываются. Я осторожно поднимаюсь и выключаю лампу. Теперь комната подсвечивается лишь розовым ночником с Русалочкой.

— Я люблю тебя, Зои, — шепчу я, целуя сестру в щеку. — Как многому ты меня научила.

Вернувшись в кухню, я обнаруживаю полный порядок и слышу тихий шум посудомоечной машины. Наливаю еще вина и иду в гостиную, где Джон сидит на ковре и перебирает струны гитары.

— Садись, — улыбается он мне. — Чем тебя угостить? Может, сварить кофе?

— У меня все есть, — говорю я, поднимая бокал, и опускаюсь рядом с ним, разглядывая блестящую темную гитару. — Какая красивая.

— Спасибо. Я люблю этот старый «гибсон». — Он берет несколько аккордов и перекидывает через руку кожаный ремень. — Он много раз помогал мне, когда вода в океане жизни поднималась быстрее, чем я успевал спастись. — Джон с нежностью любовника укладывает инструмент в чехол. — Ты играешь?

— Боюсь, что это с генами мне не передалось.

— Каким ты была ребенком, Брет?

Мы переходим к столу и следующие два часа обмениваемся вопросами, рассказами, воспоминаниями и шутками, изо всех сил стараясь заполнить пустоту длиною в тридцать четыре года.

— Ты во многом напоминаешь мне маму.

— Принимаю это как комплимент. Я очень по ней скучаю.