Кайли Фицпатрик - Гобелен

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — тихо ответила она. — Здесь действительно что-то изменилось.

— И изменилось к лучшему, — заметил Николас, не сводя взгляда с Мадлен, но теперь в его глазах появилось что-то новое.

Сопереживание, подумала Мадлен. Она вдруг ощутила благодарность к Николасу и его умению чувствовать такие тонкие вещи. Странное дело — его физическое присутствие не имело к этому непосредственного отношения.

Маленький ресторан, в который они вошли, находился на узкой, мощенной булыжником улочке с домами, характерными для позднего Средневековья. А внутри все выглядело так, как, наверное, было при маврах, когда здание только что построили. Тогда купцы с юга вели торговлю с чайными домами, где стены были увешаны коврами, повсюду стояли низкие столики и лежали расшитые подушки.

Темнокожий официант отвел их в угол, отгороженный тонкими плетеными занавесками. Когда занавеска задевала за белые стены, раздавались негромкие мелодичные звуки. Низкий стол окружали разноцветные шерстяные подушки. В центре стола горела свеча.

— Вы предпочитаете сидеть на подушках или повыше? — спросил официант, показывая на соседний маленький зал, где стояли обычные столы и стулья.

Николас посмотрел на Мадлен, показывая, что выбор за ней.

— Мне нравится здесь, — сказала Мадлен, улыбнувшись официанту.

Он слегка поклонился и удалился, но почти сразу же вернулся с бутылкой красного вина.

Усевшись на подушку, Мадлен вдруг сообразила, что ее загорелые ноги обнажились почти целиком и что Николас также обратил на это внимание. Когда он увидел, что Мадлен перехватила его взгляд, он нисколько не смутился, а улыбнулся и предложил ей сигарету.

— Ты бывала в Марокко? — спросил он.

Мадлен покачала головой.

— Это одно из тех мест, куда мне всегда хотелось поехать. А тебе?

— Нет. Но я обдумываю возможность путешествия. — Он усмехнулся. — Когда закончится контракт.

— У тебя еще много работы?

— Если будет помощник, то где-то на два месяца. Скажем, до августа. А теперь расскажи мне, как твои лекции в Кане.

— Ну, это слишком общий вопрос. Могу рассказать, какая тоска работать с первокурсниками, или перечислить даты сражений и годы жизни разных королей, но это будет скучно не только тебе, но и мне.

— Но в твоей работе есть и что-то другое, — заметил Николас. В его словах не было вопроса, но он с интересом смотрел на Мадлен.

Она вздохнула.

— Я люблю историю. Но не уверена, что хочу всю жизнь преподавать ее.

— Однако существует множество смежных профессий. А ты никогда не думала о том, чтобы изменить направление приложения сил? Можно продолжать заниматься давно забытым прошлым, но при этом вовсе не обязательно каждый день стоять перед аудиторией, полной студентов.

— Ну… — Мадлен кивнула, потягивая вино.

Прядь волос упала ей на глаза, и она убрала ее, задумавшись над словами Николаса.

Он продолжал внимательно наблюдать за ней. На губах Мадлен мелькнула быстрая улыбка.

— А ты? Тебе нравится проводить столько времени среди пыльных выцветших документов?

Николас рассмеялся, и в уголках его глаз появились морщинки. С тех пор как Мадлен встретила его в первый раз, лицо Николаса заметно изменилось. Тогда он казался более жестким и отстраненным. Кроме того, он загорел, и его кожа перестала быть бледной. Глаза казались более голубыми, хотя вместо обычной синей рубашки он надел черную.

— Я работаю не только с бумагами, но и с людьми, — ответил он. — Мне необходимы и те и другие. Если я слишком много времени провожу с творениями давно умерших людей, то становлюсь слишком мрачным. Тогда я беру выходной и куда-нибудь уезжаю. В ближайшее время я так и собираюсь поступить, поскольку в две ближайшие недели у меня отпуск.

Им принесли заказ, и они принялись за пресный хлеб и какое-то непонятное, сильно прожаренное мясо с пряностями, перчеными овощами и кускусом [50] Африканское блюдо из крупы. .

Потом им принесли еще одну бутылку вина. Беседа текла все так же легко и непринужденно.

Мадлен казалось, что она ведет себя слишком эксцентрично, но не знала, как это скрыть. Николас так задавал вопросы, что она охотно и откровенно на них отвечала. Она уже призналась, что история привлекает ее обещанием приключений и воображаемыми мирами, которые создает.

— Я немного завидую твоему романтическому подходу, — сказал Николас, удивив Мадлен.

Она всегда считала, что склонность к романтике является слабостью.

— Я не уверена, что этому стоит завидовать! — со смехом ответила она. — Реальность обычно оказывается более разумной.

— Разумной-благоразумной. Проблема в том, что сначала нужно столкнуться с романтикой, чтобы иметь право стать реалистом.

Мадлен нахмурилась.

— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.

— Смотри, — сказал Николас, закуривая сигарету, — Вирджиния Вульф была реалистом, хотя жила среди романтиков. Она покончила с собой. А это поступок романтика, но не реалиста.

Именно в этот момент Мадлен решила, что ей больше не стоит пить. Она не согласилась с не совсем понятными ей доводами Николаса, предложив вернуться к этому вопросу, когда будет мыслить яснее.

Пока они ждали такси возле ресторана, чтобы разъехаться по домам, Мадлен слегка дрожала в тонком платье и шали, едва прикрывающей плечи. Стало прохладно.

— Замерзла? Возьми.

Николас накинул ей на плечи легкий пиджак, который держал в руках.

Он настоял, чтобы она первой взяла такси, потом положил руки ей на плечи и быстро поцеловал в губы, как уже делал однажды. Поцелуй получился совсем коротким, но пока Мадлен ехала домой, она все еще ощущала его губы и прикосновение рук. От пиджака едва заметно пахло его одеколоном.

Они не договорились о следующей встрече, но Мадлен до сих пор пребывала в легкой эйфории, которую впервые ощутила в саду. Казалось, ею завладела уверенность, что теперь все будет хорошо и прошлое перестанет оказывать негативное влияние на ее жизнь.

Весь следующий день Мадлен работала в саду. Погода была великолепной, и к вечеру она чувствовала себя прекрасно — она погрелась на солнце, мышцы приятно гудели от физической работы.

Сад теперь выглядит прелестно, заметила Джоан, когда навестила ее вечером. Они сидели за столиком в саду возле задней двери и пили чай со льдом.

Джоан с очевидным удовольствием оглядела работу Мадлен. Отсюда был виден канал — сорняки и высокая трава не портили вида.

— Здесь очень красиво. Что ты намерена делать с домом, Мадлен?

— Я и сама уже давно об этом думаю. Мне здесь нравится. Трудно представить, что я продам дом или даже сдам его в аренду.

Джоан кивнула.

— Конечно, мы все были бы рады, если бы ты сохранила дом, но тогда тебе придется здесь жить. Тебе бы этого хотелось?