Михаил Петров - Земной лимб

— Может, запалим костер, пересидим до рассвета? — предложил я. — Путь неблизкий.

Но меня не поддержали.

— Курево кончилось, — простонал кто-то.

— А у Нелли сегодня уха, котелок и еще полведра, на все озеро запах…

— Ладно, домой так домой. Рудик, иди замыкающим. Я пойду первым.

Загнав в патронник переломки патрон с крупной дробью, я зашагал, и за мной тронулись остальные. Двигаться в прямом направлении в лесу трудно даже днем и немыслимо— ночью. Зажечь факелы не удавалось, сырая хвоя не горела, а бересты не было. И вот началось болото. Сначала сухое с высокими кочками, а дальше под сапогами захлюпала вода. Наверно, мы походили на леших, шастающих по болотам: измазанные лица и руки, из горла вырываются хриплые возгласы, но вскоре и они затихли. Мы брели молча, устало спотыкаясь, всматриваясь в вывернутые коряжины. Напряженно вслушивались s ночные голоса тайги, то ухающие, то пронзительно вскрикивающие. От этих шорохов, неожиданных вскриков среди молчания по коже бежал знобящий холодок испуга. Казалось, что кто-то ждет нас впереди в засаде, чтобы внезапно напасть.

Но вот мы вышли на небольшой просвет, окруженный низкорослым ельником и худосочными березками. Расселись кружком на кочках такой высоты, что ноги свешивались свободно, не доставая земли. Последние две сигареты пошли по кругу. Ребята молчали. Иссякла последняя бодрость. Внезапно для самого себя я склонился к сидящему на соседней кочке Рудику и громко сказал:

— Рысь!..

От неожиданности Рудик соскользнул со своего сиденья и плюхнулся в болотную жижу. Это было так внезапно, что в первое мгновение все оцепенели, а потом кто-то прыснул, за ним — другой, и сразу же прорвался общий громогласный хохот. Рудик начал подниматься и что-то бурчать. Хохот усилился… Темнота словно отпрянула. Я спрыгнул со своей кочки, крикнул:

— Пошли! — и выстрелил вверх.

Дальше мы двигались шумно, окликая друг друга без надобности, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки, на чавкающую в сапогах воду. Я снова выстрелил.

— Стойте, — послышался голос Рудика, — кажется, кто-то кричит.

Мы прислушались. Далеко по воде доносился голос.

— Это Нелли.

Мы двинулись на голос. Вскоре под ногами заметно прибавилось воды, а кочки стали ниже. Подошли к озеру. Берег был топким и порос камышом. Не без труда отыскали крохотный островок и остановились. Далеко, по ту сторону озера, мерцал едва видимый огонек.

Это горел костер в нашем лагере. Теперь мы свободно перекликались с Нелли, но где мы точно, она не знала. Ветерок относил голоса. На наше счастье, на островке оказалась копешка сметанного сена. Надрали бересты, развели костеришко и стали экономно подкладывать в огонь сено. Теперь Нелли видела нас, и это должно было поддержать ее. Она не чувствовала себя одинокой, да и за нас не переживала.

И вдруг до нашего слуха донесся звук тихого всплеска воды. Раз, второй… Мы повскакивали на ноги и прислушались. Точно. Кто-то шел к нам на лодке. В жидком белом тумане появилось расплывчатое темное пятно и скоро, приближаясь, приняло очертания человека в лодке. Рудик сунулся было к воде, но под ним заколыхалась трясина.

— Надо делать елань, — сказал он.

— Рубите березы.

Две березы легли до уреза воды, одна за другой. Нелли, закоченевшей и промокшей, помогли выбраться на берег. Лодка протекала и была полна воды. И в этой воде плавало закоптелое ведро с ухой…