Всеволод Кшесинский - Страсти по Вечному городу

Гарик с некоторой опаской глянул на меня в зеркало заднего вида и заинтересованно — на Лёку Ж. Он завел мотор.

— А что это за белокаменная церковь вот там, за стеной? — завела Лёка Ж. светскую беседу.

— Белокаменная? — переспросил Гарик, двигаясь с места. — А, понял. Это базилика Сан-Джованни-ин-Латерано, главный католический собор. Он даже главнее собора Сан-Пьетро в Ватикане. Сейчас попробуем ехать ближе, — пообещал Гарик, воодушевившись. — Может, и вставить получится.

— Гарик, правильно говорить «поставить» или «припарковаться», — ласково сказала Лёка Ж. — А то как-то нехорошо звучит.

— Понял. Спасибо, — поблагодарил Гарик и расцвел.

Мы выехали на площадь перед белокаменным собором, прильнувшим к трехэтажному оранжевому зданию. Величественные строгие белые колонны коринфского ордера гордо возвышались над гуляющей у собора толпой. Громадная статуя Спасителя, венчающая балюстраду, протягивала вперед правую руку, словно утихомиривая паломников.

— Вы вовремя приехали, — заметил Гарик, кивая на толпу. — Вчера в Риме было вообще нельзя проходить. Сегодня люди уже начали ехать домой.

— Разве тут не всегда столько народу? — спросила Лёка Ж. и поделилась наблюдением: — Такая большая и красивая площадь. Вот у нас на Дворцовой всегда куча людей…

— Нет, тут кучи не бывает, — посетовал Гарик. — Только в выходные, и то не всегда. Итальянцы рано ложатся и рано встают.

— Ну да. Если у них магазины в девять закрываются, то лучше спать, — согласилась Лёка Ж.

Гарик обнаружил свободное местечко между припаркованными у тротуара машинами и умудрился втиснуть туда свой фиат боком так, что его зад опасно торчал на проезжей части.

— Идем, я быстро буду показывать, — сказал Гарик и вышел из машины.

Мы последовали за ним, но от фиата на всякий случай далеко отходить не стали.

— Эта площадь называется пьяцца ди-Сан-Джованни-ин-Латерано, — начал Гарик, нежно посмотрев на Лёку Ж. — А вот этот красно-желтый дом — Латеранский дворец.

— Очень красивый, — вяло ответила Лёка Ж., глянув на ничем не примечательное для нее здание. — Но я бы сказала, что он оранжевый.

— Спасибо, — снова поблагодарил Гарик за урок русского языка и начал увлекательную историю.

Когда-то этот дворец принадлежал римскому консулу Латерану. Но после того как он принял участие в заговоре против Нерона, дворец у Латерана отобрали. Потом он стал собственностью императора Максимиана. А когда его дочь Фауста вышла замуж за императора Константина, дворец отдали как приданое. Фауста была второй женой Константина, которая за время замужества успела родить троих сыновей. Поэтому она хотела избавиться от сына Константина от его первой жены — Криспа. Сначала Фауста попыталась соблазнить Криспа, но получила решительный отпор. Тогда она пошла к Константину и сказала, что Крисп хотел ее изнасиловать. И Константин поверил. Он приказал казнить собственного сына…

Я глянул на Лёку Ж.: вдруг ее уже утомила эта античная мыльная опера, и мы можем двинуться дальше. Но, как ни странно, Лёка Ж. внимала и даже реагировала.

— Вот урод! — возмутилась она. — Как Константин мог поверить такой стерве!..

Гарик успокоил Лёку Ж., сообщив, что Елена, мать Константина, отомстила за внука. Она сказала Константину, что у Фаусты есть любовник. И тогда император приказал истопить для Фаусты баню, где ее заперли и она задохнулась.

— Так ей и надо! — поддержала Лёка Ж. решение Константина. — Но при чем тут Латеран?

— Это другая история, — сказал Гарик и завел новую волынку.

На сей раз про императора Нерона, который, в отличие от Константина, не верил никому, особенно женщинам. Поэтому однажды Нерон захотел родить самостоятельно. Он созвал врачей и предупредил их, что если не сможет родить, то отрубит им головы. Но врачи придумали, как себя спасти. Они дали Нерону проглотить икру лягушки. Икра пробыла в животе Нерона сколько требовалось. Потом императору дали слабительное, и он родил. Лягушку.

— Фу-фу-фу, мерзость какая! — скривилась Лёка Ж.

— Да, — согласился Гарик и вернулся к истории про лягушку, явно стремясь произвести впечатление на Лёку Ж. римскими страшилками.

По требованию Нерона римляне должны были почитать лягушонка как принца. Его возили в золотой карете и сопровождали пятнадцать детей из благородных фамилий. Однажды, когда карета проезжала по Тибру, лягушонок, почуяв воду, прыгнул в реку. Поймать его не смогли, поэтому Нерон казнил всех пятнадцать детей из свиты принца.

— Да что ж это такое! — разозлилась Лёка Ж. — У вас тут одни изверги!

— Да, — печально согласился Гарик и снова успокоил Лёку Ж. тем, что родители казненных детей отомстили Нерону, состряпав заговор и прикончив диктатора. Потом построили дворец и назвали его «latitans rana», что в переводе с латинского означает «скрывшаяся лягушка».

Эта версия полностью противоречила первой. Ведь если верить истории про консула Латерана, то дворец был построен до смерти Нерона. А если верить легенде про лягушку — то после. Но Гарика такие нестыковки ничуть не смущали, и он увлеченно продолжал рассказывать, как дворец достался Максимиану, а потом Константину, а затем…

— Это мы уже знаем, — перебила его Лёка Ж.

— Да, — снова согласился Гарик, не оставляя надежды соблазнить Лёку Ж. потрясающим рассказом о том, как Константин подарил Латеранский дворец епископу Рима и до 1305 года здесь жили папы римские. А потом, после многочисленных пожаров, папа Сикст V снес дворец и приказал Доменико Фонтана построить новый…

Лёка Ж. посмотрела на оранжевое здание и удивленно спросила:

— Так это не «лягушка»?

— Нет, тот дворец снесли, — признал Гарик.

— Я-то думала… — разочарованно протянула Лёка Ж.

Она повернулась к машине, намереваясь покинуть дворец, но Гарик остановил ее, мягко придержав за руку, и начал вещать о базилике Сан-Джованни-ин-Латерано, которую начали строить еще в 314 году в честь сразу двух Иоаннов: один крестил Христа, а другой был его учеником. В базилике тоже много раз случался пожар, ее разрушали землетрясения и варвары…

— Значит, и это уже совсем другая церковь? — строго уточнила Лёка Ж.

— Да, — признал Гарик, — один архитектор…

— Франческо Борромини, — встрял я в этот рассказ; меня начала утомлять эта манера всезнайки. — Прекрасный архитектор, и у него очень печальная история…

— Ой, про архитектора ты потом расскажешь, — отрезала Лёка Ж., почему-то повернувшись не ко мне, а к Гарику. Он согласился помолчать, но настаивал, чтобы мы обязательно посетили собор, потому что должны увидеть объекты местной католической гордости. Загибая пальцы, он начал перечислять: висящие под потолком головы Петра и Павла, установленные в капеллах гробы пап римских…