Мюриэл Спарк - Жемчужная Тень

Похоже, она стала для них маленькой сироткой. Надев непроницаемо темные очки, она задумчиво взирала со своего места на супружескую пару.

— Мы приготовили тебе — верно, Барри? — мы приготовили тебе небольшой сюрприз.

— Мы тут задумали — верно, Дезире? — чудесную поездку… охота на кроков… бегемотов…

Сибилла потягивает джин с лаймом. Дезире с мужем сидят вплотную друг к другу и не спускают глаз с Сибиллы, пересевшей на соломенную кушетку. Взгляд их исполнен любви.

— Да сними ты эти свои дымчатые очки, Сибилла, — солнце почти зашло.

Сибилла снимает очки. Парочка держится за руки. Они чмокают друг друга и вдруг яростно сливаются в страстном объятии, в продолжение которого Барри раз-другой исподтишка посматривает на Сибиллу. Барри высвобождается и обнимает жену за плечи; она сворачивается калачиком и прижимается к нему. К чему все это представление, думает Сибилла. «Сибилла шокирована», — роняет Барри. Она потягивает свой джин и отмечает про себя, что эта откровенная демонстрация близости между мужем и женой и впрямь шокирует, в чем-то даже больше, чем любовные игры в парках или подъездах.

— Мы очень влюблены друг в друга, — поясняет Барри и еще теснее прижимает к себе жену. А Сибилла старается понять, что же не так в их браке, ибо что-то не так, это ясно. Парочка снова целуется. «Или все это мне только снится», — спрашивает себя Сибилла.

Еще в свой самый первый приезд Сибилла четко поняла, что что-то в их семейной жизни не так. Поначалу она казалась себе объективным наблюдателем, и ее даже позабавило, когда она поняла, что призвана сюда в качестве некой искупительной жертвы. В присутствии других гостей, заметила она, любовные сцены не разыгрываются. Напротив, перед друзьями парочка ведет себя с ней довольно пренебрежительно. «Бедняжка Сибилла, живет совсем одна, школьная учительница, друзей почти нет. Мы затаскиваем ее сюда при первой же возможности». Окружающие смущенно смотрят на Сибиллу и улыбаются. «Но ведь у вас здесь, должно быть, целая куча друзей», — говорят они ей любезно. Сибилла пришла к заключению, что Уэстонам она не по душе, но обойтись без нее они почему-то не могут.

Вернулась из Каира Ариадна.

— Ты всегда такой измочаленной выглядишь после поездок к Уэстонам, — не выдержала она в конце концов. — Наверное, это из-за вечеринок за полночь и выпивки.

— Должно быть, так.

Дезире бомбардировала ее приглашениями. «Непременно приезжай, ты нужна Барри. Ему нужны твои советы по поводу некоторых стихов». Сибилла сразу же рвала эти записки, но на приглашения, как правило, откликалась. И не потому что ценой ее неловкости было благополучие Уэстонов, но потому, что странным образом эта неловкость была нужна ей самой. Сами поездки к Уэстонам смягчали испытываемое ею чувство вины. «По-моему, — думала Сибилла, — они скорее всего заметили, что со мной что-то не так». Да, но как они могли догадаться? Ведь она всегда соблюдает крайнюю сдержанность, когда они расспрашивают ее о частной жизни. Увы, самые интимные тайны находят тонкие способы становиться достоянием хищных бдений людей, являющих собой полную противоположность тебе. «Мне кажется, — думала она, — сердца говорят с сердцами, а глубины окликают глубины. Только язык этот редко бывает внятен. Тут есть какое-то недоразумение. Они полагают, что их эротические восторги должны задеть мою фригидную душу, и в этом смысле они правы. Только дело тут не в зависти. На самом деле всему виной скука».

Ее «форд» с тарахтением пересекал равнину. Господи, думала она, как же скучно будет наблюдать за картинами семейной жизни! И как довольны, как счастливы будут они сами! Эти мысли утешали ее, они были жертвой богам.

— Сиб, тебе ничего не нужно?

— Да нет, спасибо. — Она отхлебнула джина с лаймом.

Дома он называл Дезире Дорогушей.

— Поцелуй меня, Дорогуша, — сказал он.

— Всегда к твоим услугам, Бадди, — сказала Барри жена, тесно прижимаясь к нему и подмигивая Сибилле.

— Знаешь что, Сибилла, — сказал Барри, приглаживая волосы, — тебе надо снова выйти замуж. Много теряешь.

— Точно, Сиб, — подхватила Дезире, — тебе нужно либо замуж выйти, либо в женский монастырь податься, либо одно, либо другое.

— Не понимаю, почему я должна подходить под какой-то шаблон, — возразила Сибилла.

— Да потому что так ты ни то ни се — верно, милый?

«Пожалуй, верно, — подумала Сибилла, — потому-то мне все время так скучно».

— Или заведи приятеля, — предложила Дезире. — Тоже хорошее дело.

— А так ты просто зря тратишь лучшие годы, — сказал Барри.

— Может, тебе что-нибудь нужно, Сиб?.. Мы хотим, чтобы тебе здесь было хорошо. Если захочешь привезти приятеля, всегда пожалуйста, мы люди свободомыслящие, верно, Бадди?

— Поцелуй меня, Дорогуша, — сказал он.

Дезире вынула из кармана носовой платок и стерла помаду с его губ. Он отдернул голову и сказал Сибилле:

— Давай свой бокал.

Дезире посмотрела на свое отражение в окне, занимающем всю стену, и сказала:

— Сиб слишком умна, вот в чем ее беда. — Она пригладила волосы и посмотрела на Сибиллу с застарелой, еще с детских лет идущей враждебностью.

После ужина Барри читал свои стихи. Он говорил, как правило: «Нынче вечером я не буду эгоистом. Никаких стихов». А Дезире, как правило, восклицала: «Ну пожалуйста, Барри, почитай». И в конце концов он неизменно начинал читать. «Потрясающе, — говорила Дезире, — замечательно». На третий вечер происходящее утрачивало в глазах Сибиллы оттенок веселого фарса, и ее охватывала скука, которая рвалась наружу с такой же силой, как газ из воздушного шара. Чтобы сдержаться, она время от времени глубоко вздыхала. Барри был слишком поглощен звучанием собственного голоса, но Дезире все замечала. Поначалу Сибилла позволяла себе тактичные замечания:

— Мне кажется, ты должен уделять своим стихам больше времени. — И, ловя удивленный взгляд, добавляла: — Если уж взялся писать, надо целиком отдаваться поэзии.

— Чушь, — возражала Дезире, — он часто пишет прекрасные сонеты по утрам, перед бритьем.

— Может, Сибилла права, — говорил Барри, — мне действительно следует отдавать стихам все свое время.

— Ты что, Сиб, устала? — спрашивала Дезире. — Что так вздыхаешь? Не захворала, часом?

Со временем Сибилла оставила попытки борьбы и просто, выслушав очередное стихотворение, устало роняла: «Очень хорошо» или: «Четкий ритм». И даже грех примирения с этими постоянными придыханиями Дезире: «потрясающе… замечательно» — был меньше греха той замкнутости, в которой пребывало ее сознание. Тогда она еще не отдавала себе отчета в том, что ценою примирения с ложными оценками становится постепенная утрата собственной способности формировать верные взгляды.