Мария Донченко - Оранжевый туман

Мальчик начал засыпать, и ему начало то ли казаться, то ли сниться, что двадцатиэтажная громада гостиницы медленно рушится вниз… Он встряхнулся, схватился руками за кирпичи, убедился, что никуда не падает, что окружающие здания на месте. Внизу как раз шёл очередной поезд, длинный, грузовой, и, следя за огоньками ползущего локомотива, Виталик наконец уснул, и больше ему ничего не снилось.

Когда он проснулся, было уже совсем светло, он встал и пошёл домой.

Лариса Викторовна выбежала на порог квартиры, едва он коснулся кнопки звонка, и все заготовленные слова вылетели у неё из головы, она прижала сына к себе и разрыдалась.

Все слова были потом.

Потом Виталику пришлось выслушать нотацию и от участкового, которому за всю ночь Лариса Викторовна не дала сомкнуть глаз.

Но что это значило в одиннадцать лет по сравнению с тем, что он преодолел себя и больше не боялся ни темноты, ни развалин, ни даже города без стёкол.

Давно это было. Двенадцать лет назад. Ещё до того даже, как Виталик начал курить, пить пиво, слушать неполиткорректную музыку и интересоваться политикой. С тех пор он, как и все местные мальчишки, не единожды облазил развалины завода вдоль и поперёк.

И вот битое стекло хрустело под ботинками взрослого Виталика Нецветова, который в одиночку изучал стройку, выясняя, изменилось ли что-нибудь за полтора года его отсутствия и можно ли использовать это место в каких-нибудь полезных целях.

Пройдя через дыру в заборе, он поднялся по лестнице, из щелей между ступенями которой буйно вилась растительность, на асфальтированное крыльцо, через знакомый дверной проём вошёл на первый этаж и двинулся дальше, переступая через разбитые бутылки, использованные шприцы и презервативы.

Чем выше, тем меньше становилось этих следов жизнедеятельности обитателей разрушенных зданий.

Присев на крошащийся подоконник последнего этажа, Виталик закурил и задумался.

Откровенно говоря, для хранения запрещённых предметов — а именно оружия и патронов — это место было явно ненадёжным, скрепя сердце и бережно касаясь спрятанного во внутреннем кармане холодящего пальцы и согревающего душу ствола, он вынужден был это признать.

Стрелять он сегодня не собирался, во всяком случае, здесь. Привлекать внимание к этому тихому месту было совершенно ни к чему. Да, подумал он, не изменилось здесь практически ничего.

Виталик положил разряженный пистолет на колени, пересыпал горсть патронов из ладони в ладонь и высыпал в карман брюк.

Он держал оружие на вытянутой руке, примеряясь глазом к прицелу, когда мобильный телефон в его кармане разорвал тишину мелодией Гимна Советского Союза.

Вскоре после выхода из тюрьмы он обнаружил, что за время его отсутствия стала широко доступной функция установки мелодий вместо звонка сотового телефона, и поспешил этим воспользоваться.

…Звонили с незнакомого номера. Виталик быстрым движением убрал пистолет, как будто звонивший мог его видеть.

— Я слушаю.

— Добрый вечер, Виталий. Узнаёшь?

Этот голос он не мог не узнать и годы спустя. Голос, которым великолепный, утончённый циник Артюхин, любуясь собой, осенью пятого года бросал свою изысканную фразу про времена плоских мониторов.

— Допустим. Чем обязан? — спросил Виталик холодно и отчуждённо, чтобы максимально, насколько это возможно по телефону, показать собеседнику своё отношение к его неожиданному звонку.

Будь на месте Артюхина чуть менее умный сотрудник, он, наверное, напомнил бы Виталику о взятых им когда-то на себя обязательствах. Но майору Владимиру Артюхину было вполне очевидно, что говорить здесь после всего случившегося не о чем.

— С освобождением хочу тебя поздравить, Нецветов.

— Премного благодарен, — усмехнулся Виталик.

— Ты не понял. Я тебя хочу лично поздравить. А заодно и о будущем поговорить. Когда встретимся, Нецветов?

— Вы мне это как официальное лицо говорите?

Артюхин запнулся.

— Ты же сам понимаешь…

— Если как официальное — присылайте повестку, как по закону положено. По повестке явлюсь, как законопослушный гражданин, оправданный судом. Без повестки никуда не пойду. А в частном порядке беседовать, извините, не имею желания, — отчеканил Виталик.

— Зря в бутылку лезешь, — ухмыльнулся на том конце линии Артюхин, — но если настаиваешь, будет тебе повестка.

— Вот и замечательно, — ответил Виталик и нажал кнопку разрыва соединения.

Он предполагал, что Артюхин может набрать его номер повторно. Но он не перезванивал. Виталик двинулся вниз по гулким ступеням, вставив в одно ухо наушник от музыкального плеера.

Он шёл по развалинам мёртвого завода, как по руинам своей уничтоженной страны, и в наушниках звучал с магнитного диска под аккорды гитары хриплый голос Александра Харчикова:

…Через несколько дней Виталик обнаружил в почтовом ящике два казённых конверта с красными прямоугольными штемпелями.

В первом из них лежало уведомление о том, что коллегия Верховного суда по уголовным делам сочла законным и обоснованным приговор Московского городского суда в отношении Алексеева, Васильченко, Журавлёва и Нецветова, и таким образом он вступил в законную силу.

Дамоклов меч успешной кассации и повторного рассмотрения дела, какой бы низкой ни была вероятность такого поворота событий, не висел больше над Виталиком.

Во втором конверте находилась повестка, которой его вызывали в ФСБ.

— Ты всё равно можешь не ходить, — сказала ему Люба, — тебе обязаны были повестку вручить под роспись, а так — не получал — и всё.

— Я знаю, — кивнул Виталик, — я схожу. Пускай не думают, что я их боюсь. Но на место Артюхина нужно было поставить.

При встрече майор был сух и вежлив, хотя чай на этот раз не предлагал и обращался по-прежнему на «ты», как в ту памятную ночь в отделении милиции. Разговор он начал с того, что ещё раз коротко поздравил Нецветова с выходом из тюрьмы.

«Глаза у него такие же бесцветные, как и были», — подумал Виталик, — «Рыбьи глаза».

— Предупредить тебя должен, Нецветов, — назидательно и в то же время устало произнёс Артюхин, раскрывая папку, — как лицо, состоящее на профилактическом учёте членов экстремистских организаций. Предупредить о том, что твоё появление в Нижнем Новгороде в течение августа этого года является нежелательным.