Евгений Будинас - Дураки

— Взялся за яйца, — откровенничает, с экрана, — так тут же масло исчезло.

На что нечэстные сразу злословят, требуя, чтобы больше ни за какие части тела он не брался.

Поверить в такое трудно, иностранцы, особенно дипломаты, долго и не верили, а телевизор смотрели с недоумением, как трюки Дэвида Копперфильда, пока и на них не распространилась отеческая забота. Для начала дипломатов стали вытуривать из их собственных резиденций в Скворцах, еще при Капусте с Тушкевичем отданных под посольскую деревню. Далекие от понимания местных трудностей чужеземные посланники никак не могли понять, что канализация бывших правительственных дач не в состоянии удовлетворить сразу стольких засранцев, не привыкших ходить по нужде «до ветра». Тогда им объяснили, что выселяют их для их же блага. Спасая от беды самых упрямых, отключали им то телефон, то горячую, а потом и холодную воду, прокапывали канавы у калиток и даже заваривали автогеном ворота.

Разразился международный скандал. МИД Республики поспешил успокоить мировую общественность сообщением, что экономическая проблема с иностранным говном, забившим трубы, уже снята: «Скворцы объявлены резиденцией президента!»

Первым прозрел литовский посланник Валентинас Дупловис, который в интервью с Ванечкой Старкевичем для московской газеты похвалил Всенародноизбранного за то, что, занявшись колбасой, тот сразу же поднял ее качество. И выразил уверенность, что раз он лично занялся канализацией в Скворцах... международный конфликт будет исчерпан. Тему подхватила солидная немецкая газета, вышедшая с воскресным аншлагом: «Жизнь каждого занимает всенародного президента вплоть до содержимого унитазов...»

Понятно, что приглашать Всенародноизбранного в свою деревню Виктор Евгеньевич не торопился, наверняка зная, что визит Батьки ничем хорошим для него обернуться не может. Независимо от того, понравится или не понравится тому в Дубинках.

Но личного конфликта он все равно не избежал.

Так совпало, что день первого Фэста старосветской культуры, который Дудинскас придумал провести, возрождая традиции дореволюционных владельцев «усадьбы муз», был объявлен и Днем города.

Народ без зрелищ, как известно, утрачивает оптимизм, и Всенародноизбранный поручил городским властям устроить праздник так, чтобы всем запомнилось. Они и развернулись по полной программе, превратив столицу в сплошную буфетно-концертную площадку.

Виктор Евгеньевич, назвавший артистов и гостей, тоже выложился. Конные состязания и камерный концерт, полеты на воздушном шаре, фольклорные ансамбли, фейерверки, выездной спектакль «Макбет» в свете факелов у ветряка...

Весь праздничный день, кочуя со свитой с одной концертной площадки на другую, Всенародноизбранный нервничал, то и дело озабоченно вскидывался:

— А где американский посол?

— В Дубинках.

— А где французский?

— Там же.

Министры где? Культуры, иностранных дел? Где, наконец, председатель облисполкома?

Все у Дудинскаса, как назло.

В Дубинках собрались действительно все. Представители власти и оппозиция, МИД и дипкорпус, киношники, писатели и журналисты, не говоря о телевидении. Только «бетакамов» [67] Профессиональные телекамеры. кто-то из дотошных газетчиков насчитал шесть.

К вечеру Дудинскасу позвонили: едет вице-премьер Месников. Но вместо него появился кто-то другой. Нашел хозяина, отозвал в сторону: «Владимир Михайлович прибыть не сможет, там такое!»

Как выяснилось, там сидели за ужином, подводили итоги праздника, и вдруг Месников поднялся прощаться:

— Мне еще в Дубинки надо подскочить. Обещал Дудинскасу.

— Да что вы меня достаете?! — грохнул в ярости Батька. — Этими вашими Дубинками! Да кто он такой, этот ваш в рот йодом мазанный Дудинскас?

Виктор Евгеньевич очень расстроился. Хотя перед гостями Батьку оправдывал, говорил, что понять его обиду можно.

Нельзя ведь человеку, болезненно ревнивому и без того издерганному неприятием этими умниками любых его добрых начинаний, каким, бесспорно, было и празднование Дня города, человеку, с расстроенной и без того психикой, так демонстративно сыпать соль на раны.

— Представляю, как бы я взбесился, — говорил Дудинскас гостям, — откажись мои друзья, а тем более соратники участвовать в Фэсте и отправься они, наоборот, на праздник города.

На следующий год, планируя очередной Фэст и наученный горьким опытом, Виктор Евгеньевич заранее справился, не совпадет ли он опять с каким-нибудь официальным мероприятием. И передвинул Фэст, выбрав для его проведения не очень удобную, но зато свободную субботу.

Надо же такому случиться, что накануне, когда все приглашения были разосланы и ничего изменить уже было невозможно, Всенародноизбранный объявил всеобщий субботник по ликвидации последствий очередного стихийного бедствия. Поговаривая, что сделал он это специально, злопыхатели намекали на всем известные болезненную обидчивость и злопамятство. Так или иначе, но большинство официальных гостей явилось в Дубинки только к концу дня. А кое-кто и вообще не приехал, побоявшись впасть в немилость.

— В этой стране ваша победа невозможна, — съязвил по этому поводу американский посол господин Ядровец, у которого были те же проблемы: День независимости Соединенных Штатов Америки, «как назло», совпал с очередным праздником города. И ему тоже пришлось менять дату, нет, не Дня независимости, слава богу, а официального приема.

Выслушав историю «отношений», Володя Хайкин выразил, как ни странно, полную удовлетворенность:

— Это хорошо, что твои Дубинки вашего Батьку так зацепили. Похоже, наше дело выгорит, но не в том смысле, чтобы сгореть дотла, а совсем даже наоборот... Завтра под парок и обговорим подробности.

Назавтра Володя Хайкин появился точно в назначенное время — все с теми же (или такими же?) симпатичными слушательницами, как и в первый раз, — «надо оттянуться». Но главное — с готовой схемой, по которой и действительно можно было продать Дубинки, боже упаси, не ему, но тем людям, кому это надо.

При этом он знал и кто эти люди, и как сделать, чтобы им стало надо, и даже где им взять деньги, а главное — что они с этого будут иметь.

Схема была проста до головокружения. По какой-то сделке Хайкин задолжал... — тсс-сс...— самому Павлу Павловичу Титюне (не лично, разумеется, а одному из его подопечных ведомств) баснословную сумму, которую он отдавать отнюдь не собирался и которой от него никто и не ждал, но которую отдать надо бы, что сделать Хайкин даже готов, но только, если будет уверен, что ее не всю украдут. Так вот, теперь он деньги отдаст. Но, выставив условие, что половина из них уйдет на покупку Дубинок, которые затем будут переданы ведомству Павла Павловича «безвозмездно». При этом вторая половина осядет в карманах «любителей ветряков и прочей старины», поделенная между ними, как и любая «дельта».