Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2012)

Критики много бились над объяснением этой статьи. Указывали, в частности, на эстетические взгляды Толстого, более близкие французскому классицизму XVIII века, чем полнокровной избыточности елизаветинской драмы. Но подобные доводы не объясняют того личного пафоса, которым пронизана статья Толстого, “неотразимого отвращения”, которое внушала ему трагедия Шекспира. Это тем более непонятно, что мы безотчетно представляем короля Лира — в его величии и гневе — похожим на Льва Толстого в старости. Уход и смерть Толстого — прямой римейк “Короля Лира”, вплоть до деталей (например, младшая дочь, которая одна из всего семейства сохранила преданность отцу). Толстой так же, как Лир, отрекся от всего, чем владел: состояния, титулов, авторских прав на свои книги. И так же, как Лир, доходил до края безумия из-за поведения близких, мучивших его именно за этот акт отречения.

Вокруг этой пьесы клубятся загадки. Все дразнит воображение: год написания (одновременность с первой частью “Дон Кихота”), дата первого представления (первый день святок), фигура Эдмунда (у Шекспира был младший брат актер Эдмунд), фигура Тома из Бедлама, связь с ирландской литературой и фольклором (сказка о Лире и его трех дочерях, повесть о безумном короле Суибне)… Но об этом как-нибудь в другой раз.

Пока же предлагаю читателям отрывок из третьего акта трагедии, центральные сцены, в которых Лир сходит с ума: 2 (Лир в степи), 4 (Лир перед шалашом) и 6 (“Суд табуреток”). Выпущены сцены 3 и 5, в которых разворачивается параллельный сюжет Глостера и его сыновей.

Акт III

Сцена II

В другом месте степи. Буря не стихает. Входят Л и р и Ш у т.

Л и р

Дуй, дуй, ветрище, лопни от натуги!

Хлещи наотмашь, ливень! Затопи

Коньки домов и шпили колоколен!

Вы, мстительные вспышки грозовые,

Предвестники громовых мощных стрел,

Валящих наземь сосны, опалите

Седую голову мою! Ты, гром,

Расплющи чрево круглое земли,

Испепели зародыши Природы

И размечи по ветру семена

Людей неблагодарных!

Ш у т. И то, дядюшка! Сладкая водичка при дворе небось лучше, чем ливень в поле. Воротись-ка назад, поклонись дочкам. Эта ночь не щадит ни дурака, ни умного.

Л и р

Греми, гроза! Плюй ветром и дождем!

В неблагодарности не упрекну

Вас, гром и ливень, молния и буря;

Ведь я не отдавал вам королевства,

Не называл вас дочками родными.

С чего бы стал я ждать от вас добра?

Вершите вашу волю. Вот я здесь

Пред вами — слабый, жалкий и несчастный

Больной старик. О буйные стихии!

Не стыдно ль вам — со злыми дочерьми

Против отца седого ополчиться

Всей вашей силой грозной? О-хо-хо!

Ш у т (поет)

В такую пору мы с дружком

За двери ни ногой;

Укрылся в домике один

И в гульфике — другой.

Бродяга нынче, как султан,

Ночует в шалаше,

И с ним в обнимку — весь гарем

Его любимых вшей.

И только умник под дождем

Блуждает без дорог;

Он пятку до небес вознес,

А сердцем пренебрег.

Л и р

Молчи, старик, будь образцом терпенья.

Входит К е н т.

К е н т. Кто здесь?

Ш у т. Двое в штанах: один умный, другой шустрый.

К е н т

Вы, государь? Увы, в такую бурю

И рыщущий по дебрям хищный зверь

Спасается от ярости небес

В своей норе. Таких огромных молний,

И оглушительных ударов грома,

И страшных стонов ветра я не помню

За жизнь свою. Невыносимо смертным

Терпеть подобный ужас.

Л и р

Пусть боятся

Те, кто богов разгневал. Трепещите,

Избегнувшие кары негодяи!

Убийцы тайные, забейтесь в щели,

Чтобы от мести спрятаться! Дрожите,

Кровосмесители, в своих постелях!

Предатели, лжецы и лицемеры,

Не сомневайтесь: боги сыщут вас!

Просите милости, пока не поздно.

К е н т

Под ливнем, с непокрытой головой!

Вот горе! Сэр, тут рядом есть лачуга;

Она вас может защитить на время

От непогоды; я же той порой

Вернусь к тем гордым, чьи сердца черствее,

Чем каменные стены, и заставлю

Не долг, так хоть учтивость соблюсти.

Л и р

Постой, постой... все в голове смешалось...

Сейчас я вспомню...

(Шуту)

Что с тобой, мой милый?

Тебе не холодно? Я сам продрог...

(Кенту)

Ну, где твоя лачуга? Жизнь заставит,

Так и солому станете ценить.

Идем, мой шут! Каким-то краем сердца

Тебя мне жалко, бедный плут.

Ш у т (поет)

Кому мозгов не много дано, —

Дуй, ветер, дождь, поливай! —

Тому роптать на судьбу смешно.

Веди нас, милый, в сарай!

Л и р. Хорошо сказано, дружок. (Кенту) Ну, веди меня к своему шалашу.

Уходит вместе с Кентом.

Ш у т. Славная ночка! После гулянки хорошо протрезвляет. Скажу-ка напоследок предсказание.

Когда ханжу псалтырь исправит,

И эль кабатчик не разбавит,

И будет маяться в цепях

Не еретик, а вертопрах,

Когда в суды закон вернется

И сыч голубкой обернется,

Когда исчезнет в мире мзда,

И вор заплачет от стыда,

И ростовщик вернет поживу,

И сводня скажет речь не лживу, —

Тогда с небес раздастся звон,

И пошатнется Альбион,

И все начнут — представьте сами —

Ходить не вверх, а вниз ногами!

Вот вам предсказание Мерлина, который еще не родился, но скоро родится.

Уходит.

Сцена IV

Входят Л и р, К е н т и Ш у т.

К е н т

Вот и шалаш, мой добрый государь.

Он вас укроет от тиранства бури.

Л и р

Оставь меня.

К е н т

Прошу сюда, милорд.

Л и р

Чего ты хочешь — чтобы всё я вспомнил

И сердце раскололось от тоски?

К е н т

Я бы скорей свое разбил на части!

Войдите, сэр, тут суше и теплей.

Л и р

Ты думаешь, что холод, дождь и ветер

Меня терзают? Ты ошибся, друг!

Там, где гнездится истинная боль,

Болячка незаметна. От медведя

Бежите вы, но, оказавшись вдруг

Меж зверем и ревущею пучиной,

Вы встретите его лицом к лицу.

Капризно тело, если ум покоен;

Но у меня в душе такая буря,

Что внешняя молчит. Отца обидеть —