Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2012)

Словом, герой имеет прекрасную профессию, делающую его полностью свободным от государства и корпораций. Он вольно бродит по городу со своим ящиком, а после работы возвращается в крошечный дом с палисадником, где его ждет идеальная жена Арлетти (псевдоним французской актрисы 30 — 40-х годов — звезды фильмов Марселя Карне), которую играет постаревшая Кати Оутинен — блондинка со скошенным подбородком, исполняющая роль вечной Женственности в кинематографической вселенной Каурисмяки. Арлетти — иностранка (Оутинен говорит по-французски с заметным акцентом) и потому относится к мужу-клошару с повышенным «романтизмом» — преданно гладит брюки, чистит ботинки и каждый вечер выдает несколько евро на аперитив с друзьями в кабачке напротив дома, пока она будет готовить ужин. Кабачок с потрепанной жизнью публикой и неизменной музыкальной машиной держит прекрасная Клер (Элина Сало, 75-летняя актриса, снявшаяся в полудюжине фильмов Каурисмяки). Бакалейную лавку наискосок — Иветта (Эвелин Диди — незабвенная Мими из «Жизни богемы» с потускневшей золотой гривой и по-прежнему прекрасным, доверчивым взглядом голубых глаз на широком крестьянском лице). При этом имя Мими Каурисмяки дарит седовласой подруге старого рокера Литтла Боба (Роберто Пиацца), который смертельно тоскует в разлуке с возлюбленной, поссорившись с ней из-за пустяков. У Марселя есть также собака — Лайка, достойное продолжение вереницы чудесных кинематографических псов из фильмов Каурисмяки. Одним словом, у героя изначально есть все, что нужно человеку для настоящей жизни. Трагедия в том, что этот маргинальный рай обречен, и символом этой обреченности служит в фильме смертельная болезнь Арлетти.

Если следовать правде жизни, герой в такой ситуации должен был бы немедленно провалиться в адскую бездну депрессии. Но Каурисмяки предпочитает а) скрыть от него страшное обстоятельство (Арлетти, попав в больницу, умоляет врача ничего не говорить мужу) и б) отвлечь от надвигающегося кошмара, использовав проверенный старый рецепт: когда тебе плохо, помоги тому, кому еще хуже. Собственно, для этого режиссер и выводит на сцену негритянского подростка Идрису, сбежавшего из контейнера с незаконными иммигрантами.

История Идрисы рассказана в фильме с достоверностью тюзовского утренника про Красную Шапочку. Мальчик — прекрасен во всех отношениях: глазастый, улыбчивый, послушный, из хорошей семьи. Когда открывают контейнер, где все это многочисленное семейство провело три недели, мы вместо изможденных людей, валяющихся на полу среди трупов и экскрементов, видим интеллигентное общество, чинно сидящее вдоль стен, будто у себя в гостиной. В одном из интервью Каурисмяки говорит, что примерно представлял, как такая картинка должна была выглядеть в реале. Но он просто не мог ее снять. Рука не поднялась. Ему не нужен был этот освенцим. Он намеренно выстраивал сказочный мир, параллельный реальности, где мальчик, прибывший в контейнере из Габона, прекрасно выглядит, говорит по-французски, находит чужого дяденьку, чтобы вернуть ему деньги, оставленные в пакете с едой, моет посуду, шустрит по хозяйству и даже норовит выйти на работу вместо патрона, когда тот отправляется на поиски его родственников. Такому ребенку грех не помочь. И к спасению Идрисы немедленно подключается вся компания седых анархистов и рокеров. Иветта кормит его, Клер заговаривает зубы полиции, а маленький, гордый рокер Литтл Боб, помирившись с подругой, дает благотворительный концерт в его пользу. Полицейский инспектор Моне (Жан-Пьер Дюрассен) в черном плаще и шляпе, явно забредший сюда из фильмов-нуар, открыто саботирует поиски мальчика, а в конце просто-напросто спасает его от служебного рвения более амбициозного молодого коллеги, усевшись на крышку люка, ведущего в трюм рыбацкой лодки, где прячется негритенок.

Во всей этой истории, где полтора злодея на дюжину благороднейших, прекрасных людей, напряжения и саспенса — ноль. От реальных проблем иммиграции Каурисмяки открещивается, просто продекларировав, что все люди — братья. Добиваясь свидания с дедушкой Идрисы в тюрьме, Марсель объявляет начальнику, что он дедушкин брат-альбинос; и начальник делает вид, что он верит. Каурисмяки не скрывает, что вся эта история — не более чем «залепуха», утешительная заплатка, призванная скрыть чудовищную прореху на мироздании. Сказочный сюжет, увенчанный двойным хеппи-эндом (Идрису благополучно переправляют через Ла-Манш к маме в Лондон, а Арлетти чудесным образом излечивается от рака), прикрывает иной — трагически безысходный, суть которого в том, что пронзительное переживание воплощенной в любом человеке полноты человечности возможно отныне лишь в пространстве синематеки.

И дело здесь вовсе не в крахе смешных левацких иллюзий по поводу пролетариата, исчезающего в Европе как класс. Дело в отслаивании, отшелушивании от реальности великого гуманистического мифа, на котором взошла цивилизация нового времени, — мифа о том, что все люди рождаются равными и свободными. Собственно, это правда, если добавить: «в потенциале». А по сути, человек от природы — зверушка с неврозом. И «свобода, равенство, братство» — не врожденные ценности, с которыми он является в мир, но плод изощреннейшей культуры, результат трагической европейской истории с ее прозрениями, взлетами духа, реками крови и столетиями непримиримых классовых битв. Сейчас эта культура вместе со всеми прочими человеческими культурами, мифами и предрассудками ссыпается в жерло единой планетарной цивилизации. И что мы получим на выходе из этой глобальной «бетономешалки» — какие мифы, образы, какие метафизические основания для высвобождения в человеке Настоящего «я», — одному Богу известно. Так что даже ангелы смотрят сегодня на всю эту мешанину в растерянности.

Иногда я очень люблю расставлять книги по порядку. По темам, по направлениям и даже «по временам». Золотой век — справа, серебряный — слева. Классики отдельно от современников. Книг дома много, домочадцев тоже немало, но помочь мне никто не может, потому что только я один знаю, как устроен этот порядок. Даже если не всегда могу его объяснить.

Тем более что он постоянно меняется.

Расстановка детских книг — особая статья. Тут без помощников не обойдешься никак. И вот сейчас, когда я пишу эту колонку, неподалеку бродят два таких помощника — семи и одиннадцати лет — и еще не знают о том, что очень скоро им предстоит вместе со мною заняться воплощением старинной русской поговорки про подготовку саней летом, а телеги — зимой. И все потому, что мы решили строить детский книжный шкаф, так как их — моих помощников — личных книжек (некоторая часть которых была когда-то моими) скопилось так много и они столь прихотливо разбрелись по дому, что без наведения порядка мы в них скоро просто потонем.